Брук бросилась к нему в ту же минуту, как он показался в дверях, и буквально прилипла к нему, обвив руками его талию.
– Он согласился?
– Он по-прежнему хочет все небо и луну. А если продержит нас здесь чересчур долго, мне будет нечем ему платить. Все заберет регент.
Она чуть не сгорела со стыда, поняв, что делает, хотя Доминик был так раздосадован, что, возможно, ничего не заметил.
– Но вы объясняли ему? – спросила Брук, отступая.
– Ответил, что это не его дело. Но тут его позвала старуха. Я слышал, как они спорили за лачугой, хотя слов не разобрал. Но потом меня развязали и проводили к вам. Не знаете почему?
– Она – его мать. Думаю, она хочет, чтобы я убедила вас отдать Рори требуемое. По ее словам, эта ночь может стать для нас последней, если вы…
– Последней?
– Она, похоже, думает, что дело будет так или иначе улажено утром.
– Значит, сегодня ночью нужно бежать.
– Как? Дверь и окна выходят на костер, а нас охраняют часовые.
– Как только в лагере все заснут, я выломаю доски в задней стене.
Лачуга была только что построена. Трудно выломать недавно напиленные доски, не производя шума, а шум непременно насторожит часовых. Брук не видела выхода, если Доминик не договорится с Рори. Но он с ней, здесь и сейчас. Мать Рори сдержала обещание! И как только принесли саквояж, Брук достала зелье. Но какая от зелья польза, если нет напитка, в который можно тайком подлить его Доминику!
Она могла бы прямо рассказать, в чем дело, но не думала, что он согласится на преждевременную брачную ночь, тем более что полон решимости не идти к алтарю. Но этот мужчина так ее волнует, а ведь сейчас они одни в лачуге, где стоит кровать! Боже, ну почему он так красив! Почему она не может оставаться к нему равнодушной? Почему нельзя прийти к взаимному соглашению, чтобы этот брак оказался более приемлемым для него?
Но сейчас Брук хотела одного: снова поцеловать Доминика. Как стыдно!
И все же не будет никакой свадьбы, если они не сумеют живыми выбраться из логова преступников. Поэтому сегодняшняя ночь – единственная возможность узнать, что бывает между мужчиной и женщиной, кроме поцелуев.
– Поспите, – предложил Доминик. – Я разбужу, когда придет час.
– Я слишком голодна, чтобы уснуть.
В этот момент дверь снова открылась. В комнату вошел часовой, а следом Мэтти с подносом, фонарем и бутылкой вина. Она поставила поднос на стол.
– Ну вот, дорогуша! – сказала она Брук. – Это может быть твой последний ужин, так что наслаждайся каждым глотком.
Говоря это, она бросила быстрый взгляд на Доминика и начала осыпать его комплиментами и мольбами пожалеть несчастных, поскольку он великий и благородный лорд.
Интересно, что затеяла Мэтти? Раньше она не была такой любезной. Вероятно, слишком боится Доминика, чтобы угрожать ему печальными последствиями. К тому же он действительно выглядит весьма угрожающе, особенно в те моменты, когда на него направляют оружие.
Брук мгновенно воспользовалась передышкой, чтобы налить в бокалы вино и опрокинуть в бокал Доминика пузырек с любовным зельем. И как раз вовремя, потому что Мэтти вернулась к столу, чтобы забрать поднос и расставить блюда. Похоже, она спешила убраться отсюда. Часовой, сопровождавший мать Рори, выглядел еще более настороженным, и как только она вышла, он быстро закрыл дверь.
Брук и Доминик сели за стол. Она обрадовалась, увидев, как он одним глотком осушил бокал, и сама выпила вина. Не зная, чего от него ожидать и немного нервничая из-за этого, она стала трещать обо всем, что приходило в голову и не было связано с их печальной участью: о собаках, лошадях, болезни его матери и советах Алфриды по лечению разных серьезных недугов.
– Хорошо, что в моем саквояже лежат чудесные травы! И как только мы поедим, я могу подремать, будучи уверенной в том, что сегодня вы убережете нас от всякого зла. Вы человек сильный, гораздо выше и больше многих.
– Вы звените, как журчащий ручеек
[2].
– Не смейте издеваться над моим именем! – выпалила Брук.
– Мне кажется, я имею на это полное право, – отрезал он, хоть и улыбаясь. – И сейчас я способен на что угодно. Кстати, в моем сапоге спрятан кинжал. Удивительно, что меня не обыскали, но я никогда не выхожу из дома без него. На случай, если столкнусь с вашим братом, когда поблизости никого не будет.
Брук вдруг почувствовала, что в комнате нестерпимо жарко, и сбросила ротонду. Она не могла отвести глаз от губ Доминика, а перед ее мысленным взором мелькали яркие картины их поцелуев.
Наконец она перевела взгляд на его руки и представила, как они ласкают ее груди.
Должно быть, сейчас он думает о том же самом. Так почему же не относит ее на кровать?
Но пока что он продолжал говорить о своем:
– И увидев вас, я вспомнил, что вполне способен одолеть с дюжину злодеев. Все будет хорошо. Если нас станут преследовать во время побега, я избавлюсь от преследователей.
Брук хихикнула, но тут же сообразила, что ему не до нее, и поэтому объявила:
– Я так устала!
– В таком случае поспите, – снова предложил Доминик. – Я разбужу вас, когда настанет время уходить.
Очевидно, он не понял ее намека на то, что неплохо бы ему к ней присоединиться. А Брук не могла справиться со своим желанием и боялась, что закричит, если он немедленно не начнет ее целовать.
– Думаю, вы слишком много выпили, – сказал Доминик, когда она, пошатываясь, направилась к постели.
– Возможно, – пробормотала Брук, принимаясь раздеваться. Она не понимала, что делает. Сняла платье, чулки и туфли, а затем распростерлась на мягком покрывале. И вдруг услышала его стон.
– Жарко, – пожаловалась она, приподнявшись на локте. – Вам не жарко?
Вид у него сделался более чем удивленным. Или он так реагирует на зелье?
– Я хотела поблагодарить вас за Сторм, а еще за то, как вы защищали меня сегодня.
– Благодарить меня сейчас? – изумился Доминик. Но тон его был шутливым.
Глядя ему в глаза, Брук похлопала по одеялу, приглашая его лечь рядом. Он резко втянул в себя воздух, шагнул к кровати, растянулся рядом и медленно, ласкающе провел по ее руке до плеча.
– Уверены?
Она ни в чем не была уверена, если не считать того, что она жаждала вновь ощутить его губы на своих. Сердце билось так, что было трудно дышать, и голова шла кругом. Она ответила Доминику тем, что притянула его голову к своей, и их губы наконец встретились.
Прикосновение было изысканным, утонченным, а поцелуй стал невысказанным обещанием. Брук надеялась, что поцелуй воспламенит страсть, как в ту ночь в развалинах. Ей не терпелось поскорее окунуться в эту страсть, и именно поэтому через несколько мгновений она сама положила ладонь на его затылок и, охваченная внезапным нетерпением, притянула ближе.
