И тут же ощутила его страсть. Но он старался сдержать ее, и Брук не понимала почему. Неужели он выпил вина не из того бокала?
Но теперь это было не важно, не важно все, кроме ее нарастающего желания, которое усиливалось с каждым его прикосновением. Он покусывал ее шею и тут же зализывал укус языком. Глубокий поцелуй сопровождался едва заметными прикосновениями пальцев, гладивших ее лицо. Он сводил ее с ума!
Наконец, пьяная от страсти, Брук сжала его лицо ладонями, чтобы Доминик не мог отстраниться. Но он ответил на это тем, что перевернул ее на живот и навис над ней, обдавая ухо горячим дыханием.
– Медленно. У нас впереди часы.
Не было у них часов! Сюда могли снова вторгнуться, и тогда возможность будет потеряна, скорее всего, навсегда. Дверь не заперта… то есть заперта, но только для них – это они не могут выйти, а сюда войдет кто угодно.
Но Брук ничего этого не сказала, она была слишком захвачена тем, что делал с ней Доминик.
Он осыпал поцелуями ее спину, так что она затрепетала от озноба. И не замечала, что он тоже сбросил одежду, пока Доминик снова не перевернул ее на спину. Теперь его поцелуи больше не были нежными и медленными. Страсть бушевала, пока не превратилась в бурю, и Брук попала в самый центр этой бури. Она думала, что и Доминик захвачен водоворотом, пока он не отстранился, и она не увидела в его золотистых глазах, что он не собирается брать ее в этой маленькой лачуге. Так он джентльмен? Считает, что ей нужны розовые лепестки и мягкие простыни? Ее воспитала земная женщина, научившая ее ценить природу и наслаждаться простыми вещами, вроде резвой лошади под седлом, солнца, бьющего в лицо, ветра, треплющего волосы, запаха размятых трав, а теперь и нежного прикосновения мужчины. Этого мужчины.
Брук поднесла руку к его щеке и с ошеломившей ее саму дерзостью произнесла:
– Если бы я не боялась, что сюда могут войти, я хотела бы почувствовать тяжесть вашего тела… на себе и в себе. Пожалуйста, не останавливайтесь теперь, когда нас обоих захватил этот неистовый шторм!
Доминик снова резко втянул в себя воздух, а затем его губы изогнулись в улыбке. Господи, эта улыбка сделала его еще красивее!
Брук было все равно, даже если он шокирован! Она действительно хотела ощутить тяжесть его тела, познать вкус кожи, радость от мысли, что теперь он принадлежит ей.
Она скользнула ладонями по его голым плечам, легко провела ногтями по спине. Он снял ее сорочку, обнажив груди. Сначала он смотрел на них, потом гладил, затем целовал, возбуждая ее все сильнее. Брук стянула ленту, которой были связаны его волосы, чтобы они щекотали ее кожу. Она не знала, получает ли больше наслаждения от прикосновения его рук к ее грудям или от слов восхищения их пышностью. Но лучше всего были ласки его губ!
Когда Брук пронизывали крохотные молнии наслаждения, из ее горла вырывались тихие стоны. Доминик обладал удивительной способностью отыскать каждую ее чувствительную клеточку в самых неожиданных местах: под коленями, на кончиках пальцев, которые он сосал, на шее, за ухом. В местах, к которым она сама прикасалась сотни раз без видимого результата.
Ему нужно было снять ее панталоны, что было не так легко сделать. Когда Доминик не смог найти завязки, Брук подумала, что он просто их разорвет. Поэтому, чтобы облегчить ему задачу, она приподняла бедра. Любое прикосновение его рук было лаской. Он скатывал тонкие чулки, стягивал их со щиколоток и неспешно гладил ее ноги. Но когда достиг развилки между бедер и проник в нее пальцем, Брук громко ахнула от закипевшего в крови наслаждения. Неужели это еще не все?! Если это только малая часть, она может пристраститься к мужским ласкам.
Ей, словно кошке, хотелось тереться об него всем телом. Но пришлось довольствоваться тем, что она обвила ногами его бедра, захватив его в плен. Наконец-то ее желание исполнилось. Доминик там, где она хотела. На ней.
Когда он снова завладел ее губами, Брук не знала, что он готовится ее взять. Одним резким, быстрым выпадом. Но он поймал ее удивленный крик губами. Ей определенно не понравилась эта часть, и она едва не оттолкнула его, но тут же вспомнила, что должна была ожидать этой боли, и стоит поблагодарить его за то, что он разделался с ее девственностью так быстро. А боль сменилась чудесным ощущением наполненности и еще чем-то непонятным. Это непонятное нарастало, пока не взорвалось. Ее затопил экстаз. А ведь Доминик еще даже не шевельнулся!
Он смотрел на нее, словно не веря собственным глазам. А она едва не мурлыкала от наслаждения. И не могла сжать расплывавшихся в улыбке губ.
Доминик по-прежнему не сводил с нее глаз. Он сделал несколько быстрых выпадов и достиг своего наслаждения. Наблюдать это было удивительно. И еще более удивительным было то, что он позволил ей наблюдать.
Доминик обессилено обмяк, и улыбка Брук стала еще шире. Пальцами она зарылась в его волосы. Она с радостью заснула бы в такой позе. Если они вообще когда-нибудь лягут спать на кровати. Если не окажутся в самое ближайшее время в могиле.
Но она отбросила мерзкие мысли о том, что опасность будет грозить им до тех пор, пока они не окажутся как можно дальше от этого лагеря. Сейчас ей было абсолютно все равно, где они находятся, и хотелось наслаждаться каждым мгновением. Доминик, кажется, желал того же, потому что не порывался встать с постели. А ей было лень шевельнуться, чтобы напомнить ему о его намерении бежать. В следующую минуту Брук забылась блаженным сном.
Глава 37
Зато как она краснела теперь, когда Доминик осыпал ругательствами лившийся в окна солнечный свет! Оба проспали всю ночь, лишившись возможности бежать, потому что Брук попросила Доминика ей овладеть.
Он встал и собрал одежду. Брук нашла на матрасе ленту, которую сняла прошлой ночью с его волос, и помахала ей. Он взял ленту и произнес:
– Я согласился взять Сторм ради Вулфа.
Брук слегка нахмурилась, пытаясь понять, почему он сказал это сейчас, но тут же вспомнила, как благодарила его за то, что позволил ей оставить Сторм, и разразилась смехом. Он тоже ухмыльнулся. Брук осознала, что настолько к нему привыкла, что может свободно смеяться в его присутствии. И он, видимо, тоже привык к ней, если может поддразнивать ее таким образом. План заставить его ее полюбить потихоньку осуществляется, но разве она сама не попала в тот же капкан?
Снова надев все, кроме ротонды, Брук покачала головой, подумав о том, что мода эпохи регентства была изобретена специально для любовников, ловящих любые моменты, потому что быстро раздеться и одеться стало очень легко. Она хотела поделиться этим соображением с Домиником, но у него был очень серьезный вид, потому что сегодня должно было решиться, отправятся ли они в Лондон или никогда туда не доберутся.
И все же Брук была уверена, что Доминик все уладит. Он был таким большим и сильным и обладал настолько молниеносной реакцией, что рядом с ним она чувствовала себя под защитой. Зато беспокоилась по другому поводу. По поводу того, что они сделали. Что сделала она. И если он упомянет об этом, она сгорит со стыда.
