— Годится? — Он всегда отличался острым желанием угодить.
— Подойдет идеально!
На взгляд ему было лет тридцать. Джо пришел работать к Тиффани, когда ему исполнилось восемнадцать, будучи иммигрантом из Англии. В новом здании он должен был возглавить мужской мозаичный отдел, примыкающий к нашей женской студии. Таким образом, Бриггз мог использовать некоторых девушек для помощи по его огромным мозаичным заказам и держать их занятыми, если у нас в работе наступало затишье. Но и сам Джо всегда под рукой, чтобы обработать и посадить на цемент наши собственные мозаики. Это был первый шаг по стиранию различий между схожими отделами и важное изменение подхода нашего начальства.
Именно с этой целью Джо работал с Терезой над мозаичным панно с Христом и святым Иоанном. Он обучал ее, как манипулирование цветом, прозрачностью и поверхностью могло создать ту иллюзию изображения в мозаике, которую производили витражи из свинцового стекла. Я слышала его объяснения, что использование прозрачных цветных кусочков с подложкой из текстурированной золотой фольги призывает зрителя взглянуть через стекло на текстуру.
— Это может создать великолепную иллюзию глубины и расстояния, — вещал Джо. — Пользуйся этим благоразумно, потому что оно отвлекает глаз от опаловых и переливающихся деталей, а каждая из них также выполняет определенную функцию.
Он прилагал особое старание, чтобы обучить девушку нюансам профессии, и я была счастлива видеть ее столь внимательной.
После обеда мистер Тиффани пришел со своим традиционным обходом по понедельникам. Даже горе не могло утихомирить этого человека. Я приветствовала его с большим вниманием, нежели обычно, вела себя так, будто в его студии ничего не произошло. Судя по всему, он это оценил. Его глаза потускнели от горя и вызвали во мне прилив сочувствия и любви.
— У меня есть нечто особенное для показа вам. Нечто экстравагантное, — произнесла я таинственно.
Босс лишь слегка изогнул брови в знак интереса. Не устрашенная этим, я продолжала вкрадчиво излагать:
— Вы знаете, что такое гибрид, потому что занимаетесь садоводством. А это гибрид в стекле. Гибрид двух стилей.
— Вот как?
— Дутое и свинцовое стекло. Лампа с лотосом.
Он бросил на меня взгляд с лукавым прищуром, совершенно иной человек по сравнению с тем, которого я видела двое суток назад.
— Должно быть, у вас есть недоступная другим информация, если вам известно, что я люблю лотос.
— О нет. Просто случайная догадка, — возразила я с невинной улыбкой.
Я выложила две мои акварели и объяснила, что хочу, чтобы бутоны опускались вниз, в пределах, но слегка выше ободка из свинцового стекла. Он не отреагировал. Неужели я взяла на себя слишком много, вовлекая в эту затею завод по выдувке стекла?
— Пойдемте со мной.
Мистер Тиффани вышел из женской студии стремительным, нешироким шагом и обернулся удостовериться, что я следую за ним. В лифте он изрек:
— Пора изготовить что-нибудь замысловатое.
В своем кабинете он просмотрел несколько французских журналов по прикладному искусству, наконец нашел фотографию — стройную лампу — водяную лилию в стиле ар-нуво Луи Мажореля. Массивная, похожая на стебель, ножка поддерживала два вертикальных бутона и полностью распустившийся цветок. Все три были изысканными, выдутыми из стекла изделиями.
— Бутоны похожи на то, что я задумала. Только мои будут склонять головки вниз.
Подпись под иллюстрацией гласила, что внутренние лепестки — бледно-янтарного цвета, а пять наружных чашелистиков — кораллового.
— Как это делается в два цвета?
— Это называется способ камеи. Внутренняя лампочка сначала выдувается из стекла одного цвета, а затем ее отправляют в летку печи со стеклом другого цвета. Придается окончательная форма, и когда она охладится, резчик по стеклу сошлифовывает верхний слой в некоторых местах, чтобы обнажить формы коралловых чашелистиков, находящиеся под ними.
— Это требует большой работы. Мы можем изготовить это здесь?
— Безусловно. Здесь мы не верим в существование границ.
Тиффани произнес это тихо и печально, как высказал свои суждения дочери. Я могла бы воспользоваться этим моментом, дабы заявить, что было неразумно лишать близнецов образования, но выражение его лица уже было столь удрученным, что я решила упустить эту благоприятную возможность.
— Как вы собираетесь закрепить ободок из свинцового стекла на месте? — спросил босс.
— Для этого мне нужен ваш совет.
Он задумался на некоторое время, затем произнес:
— Элегантность является естественной, когда вы следуете принципу повторения. Задумайтесь над этим. — Босс присел и дал мне время на размышление, не выказывая признаков нетерпения.
— Повторение. Конечно! Прикрепить ободок к похожим бронзовым прутьям, использованным для бутонов, только изогнутых выше и шире? Так ведь?
— Да. Я с самого начала знал, что ответ у вас уже есть.
Его гордость мною оказалась достаточно согревающей, чтобы воспламенить мое сердце.
— Как насчет формы одного круглого листа для основания? — спросил он.
— Я рассчитывала на мозаику…
— Прекрасно. Придайте ей тонкие бронзовые прожилки, расходящиеся от вертикальной опоры.
— А каковы края листьев лотоса? — осведомилась я.
Чтобы показать, он взял мой карандаш.
— У некоторых видов они волнистые. Часть листа поднимается над водой, в то время как прочие части слегка погружены.
— Как у девушки, которая кружится в широкой юбке?
— Именно так. Но не забывайте: рабское воспроизведение природы не является искусством.
— Я знаю. — В моей груди бились крылья, звонили колокола, такое возбуждение охватило меня от сотрудничества с ним вновь.
— Ха! Эта лампа возглавит список лучших. — Он хлопнул в ладоши и потер руки. — Держу пари, мы заломим за нее семьсот пятьдесят монет. Держите это в тайне от господина Томаса.
После того как девушки в конце дня ушли, Ольга задержалась. Она посмотрела на мои рисунки лотоса и поджала губы.
— Мне нравятся эти мощные бутоны. — В ее голосе звучала печаль.
— Что у тебя на уме?
Девушка заговорила, не поднимая головы:
— Я должна сказать вам, что в воскресенье вышла замуж.
— Ольга! — Я швырнула карандаш для рисования, и у него отломился кончик. — О чем ты думала?
Она отшатнулась от меня с тем же натянутым, обиженным выражением, которое было у нее на балу Тиффани.
— Ты не могла сначала поговорить со мной? Не могла отложить это?
— Нет.
