— Где ты живешь?
— В квартале для черномазых. Тендерлойн
[36], рядом с Адской Кухней
[37]. — Он горько рассмеялся, произнеся второе название. — Моя жизнь за пределами студии хуже некуда. Студия была моим раем.
— Восемь лет. У тебя есть дети?
Его лицо болезненно напряглось.
— Двое малышей.
— Почему же ты принял решение сейчас?
Джо сделал глубокий вдох, будто собирался с силами для признания.
— Из-за Терезы. Я иногда встречаюсь с ней по вечерам, чтобы провести время вместе. Просто сменить обстановку.
— Например?
— Ходим в «Хэймаркет» потанцевать под регтайм, или в «Голубые гадюки» в Бруклине, или в какую-нибудь галерею. Она — милая девушка, и мы отлично ладим.
Я бросила взгляд на Бернарда, который не мог скрыть усмешки.
— Опасная затея, Джо, — заметила я.
— Да знаю, — промямлил он. — Иногда Мэрион тоже присоединяется.
— Ты сказал им, что женат?
— Нет. — При этих словах его лицо исказила гримаса. — Моя жена все еще влюблена в меня. Я надеялся, что она взбесится и уйдет, но Бесси становится все ревнивее, до безрассудства. Она повадилась шпионить за мной.
— Откуда тебе известно?
— Сегодня вечером я отправился в Бруклин на встречу с Терезой, чтобы пойти на художественную выставку. Мы столкнулись лицом к лицу с Бесси, которая заявила: «Джо мой муж, ты, потаскушка!» Она вытащила из сумочки пистолет, приперла Терезу к стенке и уставилась на нее. Жена сказала что-то вроде: «Я собиралась убить вас обоих, но вижу, что ты не проститутка, так что предупреждаю тебя: держись подальше от моего мужа!» Бесси направила пистолет в лицо Терезы и заявила: «Запомни хорошенько, как эта штука выглядит вблизи, чтобы она не оказалась последней вещью, которую ты увидишь».
«Что за убогая мелодрама», — мелькнуло у меня в голове.
— А вы не попытались утихомирить ее? — спросил Бернард. — Выбить пистолет из руки, как поступил бы любой другой мужчина?
Джо съежился, словно побитая собака.
— Я даже не мог пальцем шевельнуть. — Он запинался. — Мне было слишком стыдно.
— И что произошло потом? — допытывалась я.
— Из дома вышла Мэрион — мы находились на их улице — и Бесси принялась угрожать и ей. Девушки убежали. Бесси поклялась, что завтра отправится к Тиффани и расскажет, что она — моя жена, а я завел шашни с вашими девушками. Мне легче вынести смерть, нежели позор, так что я покидаю эту страну.
Осунувшийся и униженный, он взывал ко мне испуганными глазами.
— Ты ведь во всем остальном прекрасный человек, но у тебя нет моральной стойкости.
— Мне это известно. — Джо закрыл лицо руками.
— Надеюсь, тебе также известно, что ожидает мой отдел, если Бесси заявится в студию.
Мне было ясно, что придется кое-что предпринять этой же ночью, в противном случае я лишусь всех троих. Я посмотрела на часы: почти девять вечера.
Я взялась за свою шаль.
— Отведи меня к себе домой, — приказала я.
— Я пойду с вами, — вызвался Бернард.
— Бернард, я справлюсь.
Когда я направилась к двери, то почувствовала, как его рука удерживает меня.
— Не упрямьтесь, Клара. — Он крепко ухватил меня за руку. — Вы думаете, я отпущу вас навестить эту женщину с оружием и не буду сопровождать вас? Меня едва не убило, что я не смог пойти с вами в морг, чтобы опознать ту девушку. Я не имел на то права, так что я уступил, как джентльмен. Теперь у меня есть это право. Вы приняли Терезу на работу по моей рекомендации. Это налагает на меня ответственность.
Бернард был настолько серьезен и настойчив, что я согласилась.
Джо повел нас по Аллее Жестянок, Двадцать восьмой улице между Пятой и Шестой авеню, где селились музыкальные издатели, в квартал питейных заведений. Негр на деревянном балконе играл на банджо регтайм. Из распахнутых дверей таверн лились громкие негритянские голоса и звуки пианино. Около одной из них Джо с наслаждением в голосе произнес:
— Это «Рег кленового листа» Скотта Джоплина. Любимый Бесси. Терезы тоже, — с горечью добавил он.
Какую же мешанину противоречивых чувств он должен был испытывать каждый день!
Квартал Джо, еще за три квартала глубже в недра Вест-Сайда, оказался неосвещенным, зловонным и пугающим. Ни уличных ламп, ни тротуаров, а в мостовой — глубокие колеи. Трудно было различить в кромешной тьме спящие мертвецким сном или столь же мертвецки пьяные тела, пока не споткнешься о них. Из ниоткуда на нас надвинулись два здоровенных типа с угрожающими ухватками.
— Уступите дорогу, — пробормотал Джо.
Я крепко уцепилась за руку Бернарда, и он отвел меня в сторону, чтобы пропустить их.
— Банда Стоувпайпа зарабатывает на жизнь грабежом прохожих в этом квартале, — объяснил Джо.
— Как же вы уживаетесь здесь? — осведомился Бернард.
— Они знают, что я не пришлый. Если не суешь нос куда не надо, не вмешиваешься в чужие дела и не лезешь в негритянские притоны, тебя оставят в покое. Тут никто не докучает нам, хотя в «белом» квартале могут здорово допекать, всего-навсего в полдюжине кварталов отсюда в направлении окраин ирландских трущоб.
Джо вошел в дом из бурого песчаника, похожий на те, что остались позади, и мы поднялись по двум пролетам скрипучей лестницы в его квартиру. Чтобы попасть в гостиную, мы прошли через спальню с матрасами на голом полу и одеждой, развешанной на спинках стульев. На стенах Джо прикрепил булавками не обрамленные рамками акварели фигурок из своих мозаичных работ, уличные сценки в темном квартале, демонстрирующие тонкое понимание людей, одна из которых изображала чернокожего ребенка, волокущего на спине огромную пачку газет. Полный щемящего сочувствия, этот рисунок свидетельствовал об острой восприимчивости Джо. Он наблюдал, как я изучаю набросок, и лицо его засветилось надеждой на одобрение.
— Ты — одаренный художник, Джо. Продолжай рисовать, что бы ни случилось.
На одной стороне комнаты три широкие доски, положенные на решетчатые ящики из-под бутылок, служили столом для рисования. Джо зажег большую настольную масляную лампу, и я увидела двух спящих малышей, прильнувших друг к другу под грязным одеялом на кушетке.
— Я уношу их спать к Бесси, а сам сплю здесь, — объяснил он.
Все это уже перестало укладываться у меня в голове. Кухня была всего-навсего нишей, в которой цветная девушка мыла тарелки.
