— Управление машиной не дает вам ощущения, что вы решаете свою собственную судьбу? — крикнула я ей.
Было так упоительно раскачиваться на машинах вместе с шайкой себе подобных, что мы повторяли этот пробег до сумерек. После этого я приобрела достаточную уверенность, чтобы выезжать с Бернардом. К тому времени я «разорилась» на весеннюю шляпу для верховой езды — дешевенькое канотье, с лентой желто-коричневого цвета в тон моему спортивному костюму, — которая закреплялась двумя шляпными булавками и лентой под подбородком. Она придавала мне лихой вид. Я стала женщиной на колесах.
С большим воодушевлением Бернард и я пустились в путь в направлении Пятой авеню, что означало пересечение четырех опасных путей трамвая и конки на Четвертой авеню и двух кабелепроводов наземной канатной дороги на Бродвее.
— Переезжайте пути перпендикулярно, на хорошей скорости, — крикнул мне выехавший вперед Бернард.
Я-то намеревалась преодолеть их пешком, но теперь пришлось остаться в седле. Я крепче вцепилась в руль и проскочила между вагончиками. Благополучно оказавшись на другой стороне, сделала глубокий вдох, дабы удостовериться, что осталась жива.
— Это было настоящее боевое крещение! — крикнула я Бернарду.
— Вы выдержали его великолепно! — изрек он, что сделало меня бесконечно счастливой.
Миновав Мэдисон-сквер, мы начали подъем вверх. Настоящая пытка! После Тридцать шестой улицы я спустилась по наклону мимо строительной площадки новой публичной библиотеки на том месте, где некогда располагалось красивое Египетское водохранилище. Я любила прогуливаться по широким стенам среди шумных толп по воскресеньям, и меня опечалило, когда его убрали. Тяжелый выбор: книги или вода. Гм-м… Всегда можно выпить вина взамен.
Площадь Великой армии на Пятьдесят девятой улице была водоворотом движения всех видов транспорта — трамваев, автомобилей, вагонов, экипажей, мальчишек-газетчиков, шныряющих на роликовых коньках, и людей, неожиданно выскакивающих на проезжую дорогу. Хотя Бернард умело продвигался среди них, я соскочила и отвела свой велосипед к Учебным воротам, юго-восточному угловому входу в Центральный парк, и вновь взобралась на сиденье, чтобы подвергнуть себя испытанию проездом между двумя рядами столбов. Как жаль, что он даже не обернулся посмотреть, как ловко я справилась с этим!
Свежий аромат цветочных клумб и мелькание огней маленьких газовых фонариков вдали, подобное светлячкам, привели меня в восхищение. К счастью, на Семьдесят второй улице Бернард счел, что этого достаточно, так что мы повернули обратно и передохнули в аллее из глициний. Я рассыпалась в благодарностях за то, что осталась совершенно вымотанной.
— Знаете ли, езда на велосипеде — это не просто вопрос равновесия, — распиналась я. — Это — вопрос твердой веры. Вы можете удержаться, только двигаясь вперед. Вы должны устремить свой взгляд на цель, а не на землю. Я собираюсь назвать это «Философией жизни велосипедиста».
— Вы способны найти значение во всем, не так ли?
Брат Бернарда, Алистер, чрезвычайно блондинистый, чрезвычайно спортивный, воплощение истинного британца, любитель-естествоиспытатель, приехавший навестить его из Англии, этим летом жил вместе с ним в его комнате. Как-то вечером он изрек с красноречием, которое доставило бы удовольствие королеве Виктории:
— Поскольку этим вечером мы оба свободны, а Бернард пребывает в обществе своей невесты, не возражали бы вы составить мне компанию, чтобы проехаться по Риверсайд-драйв?
Меня будто ударили по позвоночнику. Невеста? Невеста? Я почувствовала себя в замешательстве, как потерявший ориентацию после природного катаклизма человек, но тому не было оснований. Пара совместных прогулок на велосипеде не могла стать поводом для каких-то надежд.
Я быстро взяла себя в руки, чтобы небрежно бросить:
— Это было бы восхитительно!
Но мое прозаическое естество жаждало возмутиться: «Как он осмеливается держать в секрете такие сведения?»
Мы поехали в центр города к могиле Гранта, где весело сновали на велосипедах тысячи ньюйоркцев, но мысли мои витали далеко, потрясенные разрушением иллюзии, в которую я поверила по наивности. Дрожащие огоньки на другом берегу отражались в реке подобно кусочкам золотистого стекла, падающим при небольшом повороте калейдоскопа, чтобы образовать совершенно другую картинку.
Пока мы отдыхали у реки, Алистер поинтересовался, не хочу ли я поехать с ним на велосипеде за город — прогуляться и пособирать экземпляры для его коллекции мотыльков, бабочек и диких цветов.
— Куда же мы поедем?
— Бронксвилл. Прелестное местечко около Йонкерса. Мы можем вывезти наши велосипеды на поезде и отправиться на них, когда прибудем на место.
Робкая викторианка вежливо сказала бы: «Нет». Я же жизнерадостно выпалила: «Да!»
Воскресным утром Алистер, принарядившийся в спортивную коричневую рубашку, никербокеры, фетровую шляпу и ботинки, смазал оба наших велосипеда и проверил покрышки. Бернард не присутствовал на завтраке и вообще нигде не появлялся. Из рюкзака Алистера торчали два сачка для ловли бабочек, а к велосипеду было привязано устройство для их сбора. Мы отправились на Большой центральный вокзал и после сорокаминутной поездки на поезде оказались на станции Бронксвилл.
Алистеру был знаком каждый ухаб и колдобина на пути. Мучительный въезд на холм сменялся захватывающим дух стремительным спуском. Узкая колея, поросшая по обеим сторонам высокой травой и маргаритками, представляла для меня некоторое затруднение. Когда Алистер проезжал через ветки, они хлестали меня по лицу. Названия деревьев и растений так и сыпались изо рта моего воодушевленного спутника.
Солнечный свет пятнами играл на листве и диком винограде. Птицы дружелюбно и радостно перекликались. Лес и часто мелькающие виды реки Гудзон с синеющими холмами вдалеке навевали какую-то благостность, по крайней мере по отношению к природе.
За глубокой долиной виднелась красивая желтая полоса — там произрастал золотарник. При нашем приближении цветы бросились в бегство.
— Бабочки! — вскричала я. — Я-то думала, что это — цветы.
— Вот за ними-то мы и приехали. Это — Skipper Taxiles, разновидность североамериканских бабочек.
Алистер соскочил со своего велосипеда, вынул банки для сбора насекомых и бросил мне сачок:
— Посмотрим, что вы сможете поймать.
Я никогда не видела такого скопления бабочек в одном месте. Они парили ослепительным желтым облаком, а я танцевала в середине. Бабочки порхали друг вокруг друга, соприкасались в коротком воздушном флирте и разлетались в разные стороны только для того, чтобы через несколько секунд повторить этот блаженный ритуал. Мы прыгали во все стороны, и я азартно махала сачком, не заботясь о том, попадется в него что-то или нет. Если мне случайно и удавалось поймать бабочку, то я взмахивала сачком, чтобы выпустить ее в полет.
— Не делайте этого. Когда поймаете бабочку, отдайте мне.
