Сам он наловил дюжину насекомых и поместил их в большую банку с отверстиями для воздуха. Это занятие оказалось захватывающим, что чрезвычайно радовало меня. Улов бешено хлопал крылышками, бился о стекло. Я оплакивала их грядущую гибель, распевая про себя: «Недолго длятся радости земные». Ошалевшие, они на мгновение замерли, и я смогла оценить их красоту — разные оттенки желтого и золотого, с темным золотом на краях крылышек. Среди них оказалась одна-единственная серо-голубая с черными пятнышками, чудесная и хрупкая.
— Это — летняя лазоревая, — объяснил Алистер.
Откуда они знали точное время, чтобы вылупиться из своих коконов? Я представила себе еле слышный звук треснувшего кокона, для них подобный раскату грома, первое ощущение чувства, зовущего в путь, в бескрайний воздушный мир, их фасеточный глаз, приведенный в замешательство яркостью, цветом и непонятными очертаниями.
— Что вы будете с ними делать?
— Пришпилю их булавками на дощечке и закрою стеклом для сохранения.
— Вы протыкаете их? Убиваете, чтобы изучать?
— А как еще прикажете?
Было преступно ловить этих красавиц, порхающих в расцвете жизни, и удушать их, — я возненавидела Бернарда.
Он полз по земле, сгибался в три погибели, внезапно бросался на свою добычу и вопил:
— Я заполучил ее! Наконец-то! Редкий «красный адмирал». Ванесса аталанта
[17]. Я охочусь за такой уже несколько лет. Из-за нее одной стоило отправиться в эту поездку!
— Сегодняшнюю поездку?
— Из Англии сюда.
Заключенная в банку, бабочка щеголяла своей изысканной красотой — бархатистыми крыльями, переливающимися всеми оттенками от темно-коричневого до черного, украшенными ярко-алой лентой на всех четырех частях крыльев, и ослепительно белыми пятнами, подобными каплям краски, причем левое крыло было точной копией правого. Бог приложил столько стараний для создания этой трогательной твари и сделал так, чтобы она не являлась глазу человека слишком часто. Возможно, тем самым он преподал нам урок о цене исключительного. В этот момент я увидела, как простая сила прелести и редкости порождает страстное желание обладания. И подумала, что мистер Тиффани также понял бы это. Вожделение красоты.
На следующий день за моим рабочим столом в моих мечтах облако желтых бабочек взлетело с золотарника. Как прозрачны были они в свете, проникающем через их крылья, как через радужное стекло. Я изгнала Алистера, убийцу, прочь из своих мыслей и начала рисовать бабочек по памяти, набрасывая их очертания. Это оказалось бесполезным занятием, так что я продолжила свою основную работу, но образы их не переставали роиться в моем уме. Я подрисовала еще несколько, думая, что бабочки могут оказаться моим первым оригинальным мотивом.
В тот вечер я спросила у Алистера, не могу ли я взглянуть на них. Они все умерли, свалившись кучкой на дно банки. Некоторые уже были прикреплены булавками к дощечке из пробки. Алистер бережно извлек одну из коробки для увлажнения, где ее крылышки размягчились достаточно для того, чтобы расправиться и остаться раскрытыми, но когда он погрузил булавку в ее крохотную головку и я услышала мягкий щелчок, то не смогла вынести этого звука и была вынуждена тотчас уйти.
Той ночью в постели в моем затуманенном сознании родилась идея. Как только она обрела четкий контур, я вцепилась в нее точно так же, как мистер Бабочка Бут в пойманного «красного адмирала». Это была именно та тайна, которую мистер Тиффани и я договорились хранить, пока не приспеет время.
Абажуры для ламп «Тиффани глас энд декорейтинг кампани» были целиком изготовлены из выдутого или отлитого стекла, но крышка, накрывающая крестильную купель для часовни Чикагской выставки, была сделана из сотен кусочков непрозрачного стекла, соединенных свинцовыми горбыльками. Небольшой купол, сработанный таким образом, но с использованием прозрачного и радужного стекла и установленный над источником света, будет пропускать мягкий свет. Абажур для лампы может стать объемным, окружающим со всех сторон витражом из свинцового стекла. Сотня желтых бабочек, вырезанных и размещенных в жизнерадостном полете по небесно-голубому куполу, совершит революцию в производстве ламп Тиффани.
Я с трудом дождалась утра. Подходящее время для осуществления нашей тайной идеи приспело.
Нет. Не совсем. Мне надо сначала выработать общий принцип, чтобы Тиффани мог мысленно представить то, что я задумала. Когда я пришла к нему перед отъездом с Эдвином, мистер Тиффани не считал меня незаменимой, потому что я только выполняла его или еще чьи-то рисунки. Любой хороший наборщик годится для такого дела. Чтобы стать бесценной, надо внести какой-то уникальный и исполненный моего самовыражения вклад, который привел бы в восторг даже меня. Это означало разработку замысла с самого начала: нечто, что понравилось бы ему точно так же, как понравилась своя собственная работа.
Мне требовалась куполообразная основа, деревянная или гипсовая, для наложения кусочков стекла. На следующий день, после некоторых мучительных попыток за закрытыми дверями моей студии, я соорудила грубый неглубокий купол, шире, чем его высота, из муслина, натянутого на проволочный каркас.
Я подняла голову: в мою студию подглядывал Фрэнк с ведром и тряпкой в руке. Пришел помыть мое окно, хотя он уже сделал это на неделе. Он указал на сооружение из муслина и проволоки и в изумлении склонил голову набок. Мною овладело неудержимое стремление рассказать ему все. Ведь доверить глухонемому мою тайну не представляло опасности. Фрэнк поднял руки над головой, как будто надевал большую шляпу. Я указала на висящую лампочку и сделала движение, опуская ее на стол, подняла сооружение из муслина над ней. Паренек широко раскрыл рот, и я подумала, что из него вырвется звук, но он просто яростно мотнул головой, схватил с моего стола карандаш и написал: «шляпа для лампы». Я кивнула, и Фрэнк несколько раз быстро пожал плечами. Я приложила палец к губам, мол, секрет, и он сделал то же самое. На его лице отразилось наслаждение, ибо ему было теперь известно нечто такое, что неведомо другим.
Этим вечером я вошла в комнату, которую Алистер, мистер Бабочка Бут, делил с Бернардом, мистером Книгочеем Бутом, и спросила, не мог бы он подобрать несколько желтых бабочек со сложенными крыльями, а несколько других — в положении полета, с крыльями, развернутыми под разным углом.
— Это не научный подход. По-научному они должны быть полностью развернутыми.
— Речь не идет о научном подходе. Я прошу вас подойти к вопросу с художественной точки зрения.
— Я нанесу повреждения некоторым бабочкам.
— Тогда поезжайте и наловите еще! Прошу вас.
Алистер бросил на Бернарда быстрый раздраженный взгляд.
— Сделай это для нее, — промолвил тот.
— А вы не могли бы воспользоваться книгой?
Он показал мне красивую книгу с цветными иллюстрациями.
