Он и его художественный директор обращались со мной так, словно я осыпанный почестями художник, и из кожи вон лезли, чтобы показать все виды стеклянных изделий и витражи, находящиеся в работе.
— Пока мы еще не изготавливаем лампы из свинцового стекла. Вот почему мы пригласили вас. Мы узнали, что именно вы являетесь творческой силой, продвигающей этот новый вид искусства, — признался мистер Лэм.
— Как вам это удалось?
— Через вашего друга, мистера Макбрайда. Я случайно встретил его в павильоне Тиффани в Париже, потом потерял с ним связь, пока недавно не натолкнулся на него в одной художественной галерее.
Намерение у них было таким, как я и ожидала, — переманить меня у Тиффани, чтобы я создала у них отдел ламп из свинцового стекла, привнеся туда все, что знала. Это было непорядочно с их стороны, но мы находились не в блаженной Аркадии. Здесь правил расчетливый нью-йоркский бизнес.
Лэм и его художественный директор пригласили меня на великолепный ленч в «Дорлинс». Возможно, они намеревались сделать мне предложение, потчуя меня вином и паштетом из гусиной печенки. Им придется положить мне пятьдесят долларов в неделю и ни центом меньше. Пройдет много времени, пока я буду получать больше, чем тридцать пять долларов, которые зарабатываю сейчас.
— Мы заметили на Парижской выставке и в «Салоне ар-нуво» мистера Бинга, что ни на одном изделии Тиффани не было имени их создателей, — заявил мистер Лэм, наклонясь вперед и выставив подбородок. — У нас, в студиях Лэма, практика совершенно другая. Мы гордимся нашими дизайнерами и отличаем их поименно в наших рекламных буклетах и на наших изделиях.
— Мы полагали, вам следует знать это, — добавил художественный директор, потупив глазки.
Как мудро они подобрали ключ к моей личной обиде и использовали ее в своих целях! Откуда им все известно? Хэнк?
— Благодарю вас за то, что вы не обошли это стороной. Да, для меня это существенно важно.
К концу обеда разговор принял решительный оборот.
— Мы были бы польщены, если бы вы сочли нашу студию своим домом, — вкрадчиво промолвил мистер Лэм.
— Будет ли в моем распоряжении полная творческая свобода?
— Полнейшая!
— На меня навесят управленческие обязанности?
— Нет.
— Вы производите собственное стекло?
— Нет. Мы покупаем его у нескольких поставщиков.
— У вас работают женщины?
— В настоящее время — нет.
Перед тем как попрощаться, я пообещала обдумать их предложение, и оно поступило по почте двумя днями позже. Я открыла его, пребывая в одиночестве в своей комнате. Сорок пять долларов в неделю. При двух неделях неоплачиваемого отпуска это составит две тысячи двести пятьдесят долларов в год. Накопив денег и отпускных дней, я смогла бы совершить путешествие в Европу! Увидеть великие музеи, соборы, фонтаны! У меня появилась бы возможность жить на широкую ногу! Все так, но… Наша просторная студия и мои девушки Тиффани мне гораздо больше по душе, чем гнетущая тесная мастерская у Лэма, где я буду единственной женщиной! И как мужчины примут там женщину в роли своего руководителя?
Мой женский отдел был живым существом, которое я создала сама. Из первоначально работавших шести человек остались только Агнес и мисс Стоуни. Одно время я довела штат до тридцати пяти человек. Нас насчитывалось тридцать две, пока мистер Тиффани не умыкнул четверых моих лучших работниц, так что сейчас осталось только двадцать восемь. Этот отдел принадлежал мне больше, чем что-либо еще в мире.
Я обвела взглядом мебель Мерри в своей комнатушке. Я не нажила ни дома, ни мебели, ни ювелирных украшений, только скудный гардероб и велосипед, но у меня был этот отдел. Я почувствовала, что раздираюсь, с одной стороны, между чувствами и преданностью, а с другой — между увеличением жалованья и посулами признания.
Искушение было велико. Я представила, как гордо вхожу в кабинет мистера Тиффани, швыряю ему на стол предложение и требую, чтобы он превзошел его. Можно заявить, что мистер Лэм гордится своими оформителями и публично признает их, но мне нечем обосновать это утверждение. Или я могу уволиться без всяких объяснений. Это окажется худшим видом предательства. Не думаю, что смогу пойти на такое. Я решила подождать до февраля, а затем посмотреть, какое у меня будет настроение.
14 февраля. Валентинов день. Ни открытки, ни розы. Минула неделя, но я все еще медлю с решением. Что, если стекло в студии Лэма не окажется таким же красивым или необычным, или же разнообразным, как стекло мистера Нэша? Им неведом секрет радужности. Это сорвет все планы, потому что ограничит мои возможности.
* * *
15 февраля. В конце дня, подобно запоздалой мысли, зашла справиться насчет работы молодая женщина, отягощенная ранцем с книгами. Беатрис Готорн, двадцати пяти лет, родилась в Англии у родителей-американцев и жила с ними в Верхнем Вест-Сайде.
Познакомившись с ней и получив удовольствие от ее разговорчивости, я спросила, что за книги она носит с собой.
— Роман, немного поэзии, книги по искусству. Я изучала искусство больше как наблюдатель, нежели как практик, — поведала она, раскрывая свой ранец. — Вот «Жизнеописания живописцев» Вазари. Сейчас я читаю главу о Мазаччо
[28], раскрывающую доброту в его душе, которая позволила ему написать «Изгнание Адама и Евы из рая» с такой выразительностью и так душераздирающе.
— Вы любите только старых художников?
— О нет. Я с ума схожу по Уинслоу Хомеру. Что только доступно видению этого человека! Вы знакомы с его работами?
— Немного.
— В его рисунках детей я ощущаю некое сожаление о том, что неизбежно взросление, а в его морских пейзажах вода стремительно льется с холста прямо вам на подол. Но он сказал одну вещь, которая ставит в тупик: если человек хочет быть художником, он никогда не должен смотреть на картины.
— Вы согласны с этим?
— Ни на йоту!
— Возможно, он имел в виду, что вместо этого вам следует смотреть на природу? — предположила я.
Беатрис пожала плечами.
— А какой же роман? — поинтересовалась я.
Она окинула комнату взглядом, будто в поисках слушателей, и прошептала тихо:
— «Сестра Кэрри» Теодора Драйзера. Она запрещена из-за морального падения Кэрри как актрисы. Видите ли, это противоречит конституционным нормам!
— Тогда где же вы его достали?
— У знакомого, работающего в издательстве. Я дам вам его почитать, после того как закончу, если вы захотите.
