— Что, если мы вчетвером снимем его, скажем, Бернард и Уильям…
— Уильям?
— Мистер Йорк. — Ее щеки слегка порозовели.
— Счастлива узнать, что у него есть имя, — съязвила я.
— Если бы мы четверо согласились, то каждому пришлось бы уплатить всего восемнадцать долларов семьдесят пять центов. А если не захотим готовить, мы сможем питаться у семьи Палмье по два доллара за уик-энд.
Я сделала еще пару стежков, затем отозвалась:
— Бернард. Если он помолвлен, то не захочет ли пригласить свою невесту? И захотим ли мы ее присутствия там?
— Вот ты ему и скажешь. Если он одобрит этот план и не упомянет о ней, тогда ты и узнаешь.
Я сделала еще три стежка, затянула узелок, затем перерезала нитку.
— Не обязательно.
* * *
План Элис ускорил ход событий. Было смешно не знать точно после всего этого минувшего времени и трудно отрицать снедающее меня любопытство. На следующий день за обедом, когда мне было точно известно, что Бернарда не будет дома, я затащила Мерри в закуток, служащий ей деловым кабинетом, и затворила за нами дверь.
— Я хочу задать тебе вопрос, но без свидетелей.
— Желаешь узнать, что сегодня на ужин? Это я могу сказать, но не больше. Видишь ли, я — не фонтан всех знаний.
— Я хочу знать, помолвлен ли Бернард.
— О Господи Боже мой!
— Ну и?..
Ее пухлое лицо искривила гримаса.
— Как добропорядочная и честная хозяйка, я не могу разглашать сведения о личной жизни моих жильцов.
— А если как подруга? Алистер сказал, что он помолвлен.
Мерри повернулась к письменному столу, переставила чернильницу и пресс-папье, очинила до остроты карандаш, и все это — не удостаивая меня взглядом.
— Как подруга, могу только добавить: то, что сказал Алистер, — правда или было правдой.
— Так что, он сейчас женат? Где его жена?
Перед тем как со щелчком закрыть свой перочинный ножик, Мерри неопределенно помахала им:
— По правде сказать, не имею представления.
Я бессильно опустилась на маленький табурет.
— Чума на людей с секретами!
— По мне, так он не выглядит сильно женатым. Его странные появления и отъезды — это все, что я могу рассказать.
— Меня не прельщает быть червяком, — высказалась я.
— Червяк. А при чем тут червяк?
— Червяки любят пребывать в темноте. Я не желаю оставаться в неведении.
Из горла у нее вылетел хриплый смешок, голова мотнулась из стороны в сторону.
— Он ведь бритт до мозга костей и всегда будет обстряпывать свои делишки втихую. Мой тебе совет: следуй голосу сердца, дорогая!
— Спасибо, — изрекла я и ушла, несколько смущенная тем, что попыталась навести справки.
Этим вечером в комнате Элис я заплела ее волосы в косу — глупая попытка вернуться в детство, когда затруднения с мужчинами бывали только предположительными.
— Может, мне и не хочется знать, — заявила я. — Было бы легче, если бы существовала вероятность, что он женат.
— Легче? Почему?
— Не надо принимать решение.
Я предоставила ей право сделать приглашение. Бернард и мистер Йорк — то есть Уильям — с готовностью согласились. Я высказала свои соображения Элис в тиши ее комнаты:
— Все это говорит о том, что он не проводит летние уикэнды с невестой. Должно быть, она уехала на лето.
— Ну и что? Тебе-то до этого какое дело? Ведь ты — Новая женщина!
В следующую субботу после обеда Мэрион, Лилиан, Бернард, Уильям, Элис и я катили на велосипедах по кромке океанского побережья, охлаждаемые ветром, летящим с широкой линии белоснежного прибоя. В деревне Пойнт-Плезент я тормознула перед витриной портнихи, где было выставлено несколько отрезов ярких тканей. Все сгрудились за мной, а Бернарду и Уильяму пришлось ждать на улице, пока мы занимались расследованием. Ткань стоила всего семь с половиной центов за ярд вместо двадцати пяти — в такую цену она обошлась бы на Манхэттене.
Как здорово было бы иметь пестрые передники вместо стандартных черных, которыми пользовались мужчины! С чрезвычайным легкомыслием мы вчетвером выбрали наши цвета и договорились, что заберем их в следующий уик-энд. Взобравшись на велосипеды, чтобы ехать домой, мы обнаружили, что Бернард и Уильям купили картофель, отбивные, помидоры и лимонное печенье для ужина на пляже у костра.
Какую же радость это доставило всем нам! Перед нашим коттеджем мы зажарили отбивные на вертелах, вырезанных из сосновых веток, и ели их, как дикари, прямо с пылу с жару. Мы впивались зубами в цельные помидоры и пользовались раковинами мидий, чтобы выгребать пышную картошку из обгоревших шкурок. Это было настоящее лакомство и имело намного лучший вкус, чем приготовленное в помещении.
Я украдкой бросала взгляды на Бернарда. Хотя я по большей части питалась в пансионе в его присутствии, здесь совсем другое дело. Это было приключение за рамками рабочих будней, с большей свободой. Он все-таки поймал на себе мой взгляд, и я почувствовала, как мои щеки заливает краска.
Мы доели наше печенье в сумерках, загипнотизированные языками пламени.
— Они выглядят как оранжевые тюльпаны, которыми играют порывы ветра, — сказала я и заметила между языками пламени, что Бернард тоже смотрит на меня. Мне показалось, что в его взгляде есть глубокий интерес или что-то еще… но свет мигал, и у меня не было уверенности.
Когда костер догорел, мы все вместе отправились прогуляться, и Бернард шагал рядом со мной. Мы говорили о нежности воздуха, туманного и тихого, соленом привкусе моря и прелести этого дня — ни о чем существенном. Затем погрузились в молчание, маскирующее сдерживаемые чувства, которое так и оставило меня с моими необсужденными вопросами.
Ночью в постели, вдыхая витающий аромат дымка прибрежного костра, я размышляла, не ужинает ли Эдвин на открытом воздухе подле костра в какой-нибудь горнодобывающей местности в Калифорнии. Будь он здесь вместо Бернарда, наслаждался бы так же, как Бернард? Эдвин, раскрывшийся как личность в злополучном письме, коренным образом изменился по сравнению с Эдвином, которого я знала и любила, и мое отношение к нему теперь могло быть исполнено сочувствия и печали, но не любви.
Я заворочалась в постели, чтобы прогнать этот образ. Чрезвычайно довольная сегодняшним днем, я слушала дружелюбный стук легкого дождя по металлической крыше веранды, а заснула, размышляя, прислушивается ли к этим звукам Бернард.
На следующий день погода прояснилась, хотя все еще удивляла переменчивостью, как беспокойная кошка, — облачно, солнечно, опять облачно. Элис пожелала подремать в большом гамаке у реки, Уильям ушел делать наброски, так что для моего сопровождения в прогулке на велосипеде оставался Бернард, читающий на веранде. Как кстати! Как упоительно опасно! Тем не менее я буду проявлять исключительную осторожность.
