— Не думала, что наша вековуха способна на это, — пробормотала Элис так, чтобы слышала только я.
— На что?
— На легкомысленность.
— Это результат недели, когда мы приняли вызов.
Потом мы сгрудились в зальчике для «подсматривания», где показывали хронику для индивидуального просмотра в кабинках. Не было ничего примечательного в том, чтобы увидеть, как ветер сдувает шляпу с прохожего на Мэдисон-авеню, но смотреть то же самое в закутке для «подсматривания» заставляло зрителей заходиться от смеха. Любимым фильмом Терезы было пасхальное шествие на Пятой авеню, мисс Джадд бросало в дрожь от работы пожарных, а Беатрис была готова разрыдаться от зрелища иммигрантов, протискивающихся через турникеты на Элис-Айленде.
— О, люди, которые приехали в Нью-Йорк в поисках лучшей жизни, — сочувственно вздыхала она. — Сколько томов можно написать о них!
В знаменитом гриль-ресторане Фельтмана, который хвастал, что обслуживает восемь тысяч голодных клиентов одновременно, мы купили сосиски за пять центов. Мэрион и Лилиан нравилось, как тирольский хор поет немецкие народные песни. Мы все катались на карусели, поднимаясь и опускаясь под музыку барабанщика и флейты. И Джулия опять улыбнулась.
Было трудно удержать Мэри и Нелли от посещения заведения Пэдди О'Ши, чтобы выпить пинту пива, особенно когда зазывалы у входа назвали их барышнями-красавицами.
— Загляните и хлебните малость пивка, а? — завлекал один из них, размахивая лопаткой в виде трилистника.
— Они не пойдут, — как можно суровее отрезала я.
— Тогда хоть частушку-то вы можете нам спеть, девчата, прямо тут, на улице?
— Мигом, — немедленно согласилась Мэри и затянула вступление:
В низине, в Боттл-Элли,
Жил Тимоти Макнэлли.
К ней тут же присоединилась Нелли:
В политике был дока,
Богач, ловкач, пройдоха;
Весь из себя он душка,
Не обижал старушек,
Детишкам цент давал,
Рабочим руки жал.
Он деньги обожал
И дом внаем сдавал.
Там жили итальянцы,
Поляки и ирландцы,
Китайцы и малайцы,
Евреи, африканцы,
Пять отставных актрис
И тьма голодных крыс.
Зазывалы разразились одобрительными выкриками и вынесли по полпинты пива девушкам и мне. Пришлось выпить пиво вместе с ними, размышляя о том, как здорово в песенке описывались съемные дома в трущобах Четвертого района Эдвина.
На русских горках нам пришлось взбираться по крутой деревянной лестнице на верхнюю площадку, чтобы занять места в вагончиках. Тереза и Нелли поднялись еще выше, чтобы обосноваться в первом вагончике. Ольга затащила Терезу во второй, остальные кое-как втиснулись за ними, а мы с Элис сели последними. После этой поездки лишь немногие изъявили желание прокатиться на гидросамолете. Тереза, которая была покрепче всех прочих, подбивала девушек рискнуть вместе с ней на аттракционе «Мертвая петля», затем потащила нас на «Улицы Каира», где подражатели «Маленького Египта» со Всемирной выставки танцевали хучи-кучи.
Завороженная и исходящая завистью Тереза, которой явно недоставало ее боа, чтобы, извиваясь, размахивать им, во всеуслышание заявила:
— Я поехала домой практиковаться!
— Зачем ждать, пока попадешь домой? — под дразнила ее Мэри, запустив свои бедра в преувеличенное вращение.
Не желая, чтобы кто-то превзошел ее, Тереза проделала то же самое, выведя нижнюю часть своего тела на широкую орбиту и все время увеличивая скорость. К ним присоединилась Нелли, подняв руки над головой, извиваясь, подобно морской траве, лицо приобрело цвет румяного персика. Признаюсь, я тоже внесла свой вклад в это верчение, что только воодушевило всех.
— Тошнотворно, — заявила мисс Стоуни, подавив смешок при виде мисс Джадд, кружащейся с бесстыдно покачивающимися бедрами в тарантелле, по сравнению с которой исполнение Терезы имело весьма бледный вид.
Но мисс Джадд хватило ненадолго, и мы все ухватились друг за друга, умирая со смеху.
Мы старались продлить удовольствие от лета как можно дольше, и в последнюю субботу сентября Элис, Уильям, Бернард и я отправились по побережью на пляж Пойнт-Плезент, хотя так получалось дальше, нежели по лесной тропинке. Это была наша последняя вылазка в этом сезоне, и мы хотели потянуть время. Все плавучие причалы уже убрали, лодки исчезли, и это настроило нас на меланхолический лад.
Во дворе коттеджа Уильям начал рубить оставшиеся поленья на растопку для следующего сезона.
— Дайте-ка я попробую, — засучил рукава Бернард.
Когда он взялся за топор, я увидела, что его бледные английские предплечья покрыты тонкими светло-каштановыми волосками.
— Это заставляет меня чувствовать себя истинным американцем на Западе, — сказал он, расправив плечи, чтобы размахнуться.
Он сделал одно мощное движение и всего-навсего срезал кору. Мы зашлись от хохота, что его только раззадорило. Тот ли это человек, который сделал мощный внезапный прыжок на льду прошлой зимой?
— Жаль, — прокомментировала я. — Вы изящно размахиваете руками и к тому же — первоклассный велосипедист и конькобежец. Я думала, вы приложите меньше сил, а вы рубите, будто сами сделаны из чурбачков. — Это были слова Бернарда, которые он сказал мне на катке.
Бернард рассмеялся.
— Это потому что я забыл сплюнуть. — Дровосек-любитель сплюнул на обе ладони, потер их одну о другую и опять принялся за дрова, несколько улучшив исполнение.
Мне нравилось наблюдать за ним. Его скульптурно очерченные скулы двигались, когда он готовился к удару, полные губы выпячивались вместе с выдохом каждый раз, когда топор падал, и мне нравилось, что Бернард огрызался с добродушным юмором. В конце концов, ему удавалось опустить топор там, где это было лучше всего.
— Для первого раза вы поработали неплохо, — с чрезвычайной снисходительностью подвела я итог. — Уверена, вы научитесь, если попрактикуетесь.
Вечером Бернард и Уильям взяли одеяла и бутылку вина, а Элис и я — стаканы, и мы спустились к устью реки, где она впадала в море с сильным шумом. Я хотела погулять по дощатому настилу по пустынным, обволакивающимся дымкой дюнам, но его уже убрали.
Уильям откупорил бутылку и разлил вино.
— За конец лета! — предложил он.
— Прекрасного лета, — добавил Бернард.
— Мне хотелось, чтобы оно не кончалось, — мечтательно протянула Элис.
— Тогда вы бы так не ценили его, — возразил Бернард. — Когда радости редки, они глубже проникают в душу.
Что за мысль, исходящая от человека, состоящего в счастливом браке?
Распитие бутылки было закончено как раз перед тем, как подул ветер при высоком приливе, и мы завернулись в одеяла довольно смело — я с Бернардом, Элис с Уильямом. Рев волн, спешащих к нам, лунный свет, озаряющий белую пену, и особенно наша замкнутая близость — я затаила дыхание от этого утонченного удовольствия. Мы пробрались детскими шажками к самой кромке воды, для чего понадобилось еще крепче прижаться друг к другу и координировать наши движения. Мы смеялись сами над собой, и Бернард заявил:
