— Возбужденные? — Я потрясла рукой, чтобы создать у нее хоть какое-то представление.
— Что-то вроде того. Они спорили. Я не могла слышать всего, потому что пряталась за дверью, видите ли, но разобрала слова «забастовка», «пятница» и «обе двери». И я слышала, как кто-то сказал, подло так, что это только дело времени, когда они заберут наши лампы тоже и закроют нас насовсем.
Если бы мне под кожу воткнули осколок стекла, я перенесла бы это легче, нежели такое сообщение.
— Я подозревала… Патрик знает, что ты подслушала?
— Не думаю. Когда я услышала звук шагов человека, спускающегося по лестнице, то выскочила из двери, как всегда.
— Ты поступила совершенно правильно. Спасибо, что рассказала мне. Не упоминай об этом никому.
Я отправилась прямиком в кабинет мистера Томаса и рассказала, что знаю о далекоидущих планах мужчин не только получить исключительное право на изготовление витражей, но и прибрать к рукам лампы, что было равносильно увольнению всех нас.
— Я не позволю, чтобы моих девушек выжили мелочная зависть и страхи мужчин. Мы должны быть коллегами, а не врагами.
— Согласен. Я ничего не могу сказать о витражах, но что касается ламп, фирма будет бороться за них. — Он нетерпеливо сдвинул бумаги. — Я бы предпочел, чтобы каждый мужчина здесь остался на год без работы, нежели видеть ваш отдел распущенным.
— Вы несколько переборщили, но вы — единственный такой. Двести мужчин кажутся мне целой армией, к тому же за ними стоит профсоюз. Вы пальцем не пошевельнули, чтобы нам возвратили два витража, и с тех пор не дали нам ни одного заказа на витражи. Как я могу рассчитывать на то, что вы остановите движение против наших ламп?
— Я сделаю, что смогу. — Он вздрогнул.
Скользкий тип.
— Вы не можете позволить проявление такого неуважения к тому, что я создала для компании.
— Я сказал, сделаю, что смогу.
— Для блага компании вам придется действовать получше, чем с двумя украденными витражами.
В этот вечер я нервно мерила шагами свою комнату.
— Подонок! — громко вырвалось у меня.
Хотя я и переносила мистера Томаса намного лучше, нежели мистера Митчелла, но не могла доверять ему. Этот слабак опустит руки при первой же трудности.
— Мышь! — воскликнула я с омерзением.
Все, ради чего я работала, могло быть отнято у нас. Мои девушки, что они будут делать? Разойдутся в разные стороны искать новую работу? А наше прекрасное содружество! Неужели то, что я создала, ни гроша не стоит?
— Крыса!
Элис заглянула ко мне.
— Ты что, увидела крысу?
— Да, двуногую. Вернее, две сотни крыс. Мужчины собираются бастовать из-за нас. Они выставят пикеты в пятницу.
— О нет! — Подруга с размаху шлепнулась на кровать.
— Вот награда за нашу красивую работу. Нас стирают с лица земли!
— Это награда за то, что мы родились женщинами. Что говорит мистер Тиффани?
— Он появляется в последнее время подозрительно редко.
— Мог бы по крайней мере сообщить тебе, что он собирается делать.
— Возможно, он и не знает, что делать. Вероятно, профсоюз оказывает на него огромное давление. Могу представить, как мистер Платт уговаривает его сдаться и выгнать нас всех, указав, сколько денег он сэкономит.
— Нет. Такого не случится! Твои лампы — курица, несущая золотые яйца.
— Их отдадут мужчинам. — Я сняла туфли и швырнула их в угол комнаты. — Это больно, потому что я столько думаю о нем и надеялась, что он испытывает такие же чувства ко мне.
— Мужчина способен сказать: «Не принимай это близко к сердцу» — и забыть, но я знаю, что для тебя такое невозможно.
Элис сидела и задумчиво грызла ноготь большого пальца. Затем соскочила с кровати и пулей вылетела из двери. Через некоторое время она вернулась с Джорджем, Дадли и Бернардом.
— Эта история смердит хуже, чем скунс-вонючка в жару, — заявил Дадли в расчете по меньшей мере на мою улыбку.
— Что вы собираетесь делать? — осведомился Бернард.
— Устроить марш, как суфражистки. Взявшись за руки.
— Браво! Прямо по Четвертой авеню. Прорвитесь через линию их пикетов. — Джордж взмахнул рукой вверх.
— Я сказала иронически, Джордж.
— Отнеситесь к этому серьезно, Клара, — невозмутимо произнес Бернард.
Идея заслуживала внимания как демонстрация силы. Роуз Шнайдерман определенно подумала бы именно так.
— Мы же вовсе не подлецы. Мы не штрейкбрехеры, нанятые выполнять мужскую работу. Мы просто пойдем на наши рабочие места, все вместе.
— Пятая авеню, возможно, лучше, — высказал свое мнение Бернард. — Более заметное место. Больше замешательства у Тиффани, если он закроет отдел.
— Но она шире. Мы будем иметь менее внушительный вид, растянувшись поперек нее.
— Только не в том случае, если я уломаю женщин в Короне присоединиться, — вставила Элис.
— Знаю, Лилиан согласится, — кивнула я. — Поработай с ними завтра, но это должно остаться в секрете.
— Я передумал, — заявил Бернард. — Четвертая авеню лучше. Потрясающе, на самом деле. Тогда они увидят, как вы подходите, еще за несколько кварталов и услышат гудки автомобилей. Это усилит напряжение.
— Вам необходим транспарант, — высказался Джордж.
Дадли немедленно предложил свою помощь по его изготовлению.
— Какую надпись на нем вы хотите?
— «Изнеженные мужчины Тиффани требуют женскую работу. Неправомерно», — остроумно изрек Джордж.
— Нет, Джордж, — возразила я после минутного размышления. — «Женский отдел студий Тиффани провозглашает право женщин работать в искусстве».
— Нам нужен лозунг, — заявила Элис. Она бросилась в свою комнату и вернулась, размахивая копией журнала «Революция», издаваемого суфражисткой Сьюзен Б. Энтони. — Мы можем использовать ее девиз: «Истинная республика — мужчины, их права и ни каплей больше; женщины, их права и ни каплей меньше!»
— Отлично сказано!
— Эдвин гордился бы тобой, Клара, — сказал Джордж.
Я почувствовала прилив сил, вспомнив его вдохновенную речь в «Союзе Купера».
— Не говорите Генри Белнэпу. Это разрушит элемент неожиданности.
Все шумно отправились на ужин.
— Разве ты не идешь? — удивилась Элис.
— Не сейчас. Мне надо упорядочить мои мысли.
Я написала записку для следующего дня:
Женщины студии Тиффани!
Прочитайте это и передайте по кругу в помещении. Удостоверьтесь, что записка возвратится ко мне.
