– Шила.
– Что?
– Все, что заказывали.
– И что заказывали?
– А все! От блузок до зимних пальто и курток!
– То есть вы на все руки мастер!
– Ага! На все!
– У вас свой салон?
– У меня своя квартира.
– То есть вы шили на дому?
– На дому! И не совалась в этот сволочной мир!! Мне было неплохо! И клиенты были постоянные, и деньги… Не такие, конечно, какие крутятся в вашем долбаном модельном бизнесе… – Олеся опять длинно и заковыристо выругалась. – …но мне хватало…
– А чего ж сунулись?
– Слушай, девка! – Параскевич сгруппировалась в своем кресле, будто готовилась к прыжку. – Последний раз спрашиваю: «Чё те надо?»
– Разобраться, – спокойно ответила Настя.
– Разобраться?! – хохотнула Олеся. – И в чем же ты еще не разобралась? Ты уже все про меня прописала в своей пакостной газетенке!
– Меня интересует, какие отношения связывают Гелену Яновну Короленко и Владимира Юрьевича Цебоева.
Параскевич посмотрела на Настю с большим интересом, раздавила в блюдечке окурок и спросила:
– А с чего ты взяла, что я стану тебе докладывать?
– А с того, что Короленко кое-что про вас уже доложила… Не постеснялась, так сказать…
– Тебе, что ль? – беспечно спросила Олеся и запалила очередную сигарету.
– Другим, но это все равно, что и мне тоже.
– То есть?
– Она заказала ответную статью в другую газету, где у меня трудится один очень хороший приятель. Отмыться Гелене Яновне надо, понимаете?
– Не понимаю… Я вот не собираюсь отмываться. Мне десять раз плевать на твою вонючую статью!
– И это вполне объяснимо: вы тихо уйдете в подполье и опять начнете шить своим постоянным клиентам. Если вы хорошо шьете, то им, думаю, тоже наплевать на то, какой конфуз произошел у вас в ма-а-аленьком провинциальном городишке под названием Петродворец! А можете и обратно в Москву свалить!
– Правильно мыслишь, – усмехнулась Параскевич. – У меня уже и там клиентов полно!
– Именно! А вот Гелена Яновна уезжать из Питера уж точно не собирается, ибо никто ее нигде не ждет, даже в Москве, где у нее мастерская под сочным названием «Фрезия». Во всяком случае, небезызвестная вам Ольга Тесакова – уже из столицы слиняла.
Олеся в ответ выпустила в сторону Терлеевой столб густого дыма. Настя поморщилась и даже разогнала дым рукой, а потом продолжила:
– Так вот: в ответной статье Гелена Яновна Короленко собирается привести какие-то неслабые доказательства тому, что вся афера с тканью «Фрезия» – есть ваше изобретение, а она всего лишь несчастный исполнитель, которого прижала к стене жестокая гнусная извращенка Олеся Параскевич, которая…
Настя сделала эффектную паузу, взявшись за стакан с соком. Параскевич, мгновенно скатившись с высокого кресла, вытащила из пальцев журналистки стакан, шмякнула его о стойку и, запинаясь, проговорила:
– Из-з-в-вращенка, г-говоришь…
Глядя на разгоревшиеся огнем глаза женщины, Настя немного струхнула. Кто знает, на что действительно способна «гнусная извращенка»…
– Ну… и что там дальше, про мои извращения? – спросила Олеся, вцепившись в плечо Терлеевой железными пальцами.
Повидавшая виды журналистка скандальной газеты уже взяла себя в руки, отцепила от своего плеча пальцы не в меру разволновавшейся женщины и сказала:
– Вы, Олеся, наверняка сами знаете, что она может о вас рассказать.
– Если хочешь знать, ему… ему через полтора месяца уже будет восемнадцать… И поэтому то, что Гелька вякает про совращение несовершеннолетних… В общем, очень скоро это смешно будет даже слушать!
– И все же восемнадцати пока нет, а статьи пишутся быстро. К тому же вам, Олеся, похоже, даже не двадцать.
– И что? Кому какое дело до этого, если мы… мы любим друг друга…
Настя оглядела длинную и худую фигуру Параскевич, в которой не было почти ничего женского. На костлявых плечах Олеси болталась очень пестрая футболка, но даже нагромождение бесформенных цветовых пятен не могло скрыть почти полное отсутствие груди. Ее сильные пальцы сжимали окурок сигареты совершенно по-мужски. На лице, без единого грамма косметики, выделялся лишь непропорционально длинный нос. Короткие рыжеватые волосы были прикрыты бейсболкой, надетой козырьком назад. Параскевич производила впечатление тинейджера, который, гоняя целыми днями на роликах и скейтборде, успел слегка состариться, но так и не заметил этого.
Настя не спеша допила свой сок и спросила:
– А вы уверены, что через полтора месяца восемнадцать будет именно… ему, а не… ей?
Лицо Параскевич сделалось пепельно-серым, а нос, казалось, удлинился еще больше. Еще минуты две – и перед Терлеевой окажется современный слегка престарелый Буратино.
– Чего ты хочешь? – проскрипел деревянный голос.
– Я уже говорила: меня интересуют отношения Гелены Короленко и Владимира Цебоева.
– А что я буду иметь с того, если расскажу?
– Деловой подход, – кивнула Настя. – Статьи об… извращенке может не быть в той газете, где служит мой хороший приятель.
– А где гарантия того, что за нее не возьмется другая, такая же паршивая газетенка, где у тебя нет приятелей?!
– А это зависит от того, что вы сможете рассказать, Олеся. Быть может, Гелена Яновна отзовет свою статью, чтобы самой не попасть в следующую, такую же мало привлекательную.
Параскевич достала из кармана джинсов пачку сигарет. Она оказалась пустой. Олеся резким жестом смяла ее в костлявом кулаке и бросила на стойку вместе с несколькими купюрами и новой пачкой. Потом она со смаком затянулась очередной сигаретой и, выпустив через ноздри две струи дыма, уже не в Настю, а в сторону, сказала:
– И все же мне нужны гарантии.
– Никто вам их не даст, Олеся. Сейчас у вас выбор небольшой: либо на первой странице газеты «Питерлэнд» ваше лицо появляется в соседстве с каким-нибудь отвратительным слоганом о совращении несовершеннолетних, либо…
– Либо что?
– Либо мы с вами пытаемся что-нибудь выжать из того, что вы знаете о Гелене Короленко.
– Гелена… Гелена – она… – Параскевич опять так гнусно выругалась, что Настя смогла только прокряхтеть в ответ нечто маловразумительное, потом тяжело вздохнула и сказала:
– Знаете, Олеся, подобные эпитеты не печатают даже самые низкопробные издания. Нельзя ли просто факты, без изощренного мата?
– Ну… в общем, так: мы тогда все жили в Москве… в том самом доме на Кутузовском, где сейчас «Фрезия». Собственно, квартира, из которой Гелька сделала мастерскую, принадлежала ее отчиму, Юрию Аркадьевичу Цебоеву, известному в Москве адвокату. А я тогда у Юрия Аркадьевича… в общем, убиралась… и вообще… за домом следила. Он хорошо платил. Так вот: Гелькина мать вышла за него замуж, когда самой Гельке было лет семнадцать… Ну и все произошло, как это часто бывает, понимаете?
