– Что там такое?
– Драконья гадюка! – выпалил запыхавшийся гонец. – Замечена возле приюта для сирот.
– Точно? – нахмурилась Тёрн, хватая длинный трезубец из переплетённых полос металла. – Вольные когти видели?
– Нет, просто кто-то… Он перепугался и поджёг палатки по соседству, а теперь огонь уже подбирается к приюту!
– А за ним сгорит и весь город! – зарычала правительница. – Солнышко, извини, но мне придётся отлучиться.
– Да, конечно… Могу я чем-нибудь помочь?
– Поможешь, если останешься здесь, чтобы я за тебя не волновалась. Пожалуйста, не уходи никуда. С этими гадюками шутки плохи… я постараюсь вернуться поскорее. – Тёрн подхватила какой-то мешок, стоявший у стены, и выскочила из шатра, прежде чем гонец успел подняться и последовать за ней.
Солнышко с Вихрем обменялись долгим взглядом. Было немного обидно, что Тёрн не приняла её помощи, но, с другой стороны, какая может быть польза от такой крошки?
Восторг от встречи с матерью немного улёгся, и Солнышко почувствовала, как она устала. Крылья были тяжёлые, как булыжники, а голова гудела от непривычных запахов и звуков, наполнявших Гнездо скорпионов.
– Что такое драконья гадюка? – спросила она.
– Ты не знаешь? – удивился дракончик. – Самая опасная тварь в пустыне! Может, даже и во всей Пиррии, но здесь у нас их больше, чем в других местах. Это единственная змея, которая способна убить дракона.
– Ого! Неужели такие бывают? – Солнышко опасливо передёрнула крыльями. – Ужас какой!
Вихрь мрачно кивнул. Она взглянула на него с любопытством.
– Тёрн – и твоя мать тоже?
– Что? – снова удивился он. Смущённо почесал морду с такими же бурыми пятнышками на светло-жёлтой чешуе, как на крыльях у правительницы. – О луны, нет! От матери меня Тёрн как раз и спасла. И потом, насколько я знаю, у неё было только одно яйцо – твоё, если не врёшь.
– Только одно? – огорчилась Солнышко. – Значит, у меня нет ни братьев, ни сестёр?
Дракончик покачал головой:
– Считай, повезло тебе. Моя родня – бегемотолобые дерьмонюхи, которые скорее проткнут меня шипом, чем поделятся хотя бы фиником. Пускай теперь кусают хвосты, что я Вольный коготь, а они никто! – Он гордо вздыбил гребень и состроил свирепую гримасу. – А ты не вздумай с Тёрн шутки шутить, кроме меня тут много кто готов за неё поквитаться!
– Да какие шутки! – возмутилась Солнышко. – Я вообще-то очень добрая.
Вихрь скептически хмыкнул.
На полу возле одного из чёрных столов лежала подушка из верблюжьей шерсти, мягкая даже на вид. Последние несколько дней Солнышко спала на чём придётся, да ещё и урывками, опасаясь, что ночные улетят без неё. Она свернулась в уютный клубок на прохладном песке и опустила голову на подушку. Чёрные глаза Вихря не отрывались от странной гостьи, как будто он ещё не решил, достойна ли она доверия.
– А чем вообще занимаются Вольные когти? – спросила Солнышко.
Он широко взмахнул крыльями, разбрасывая песок.
– Да чем только не приходится заниматься! Без нас здесь началось бы кровавое побоище, как и было прежде. В Гнезде скорпионов все дрались со всеми, пока мы их не построили. А ещё – следим, чтобы те, у кого всего много, делились с неимущими.
– И воду раздаёте, да? – Любопытство не оставляло её, но слова доносились будто сквозь вату.
– Конечно, мы же хозяева воды! – приосанился Вихрь. – Раздаём драконятам, больным, раненым… Ну, хотя бы тем, кто не боится прийти и попросить. Мы очень страшные! – добавил он с гордостью.
– М-м… понятно. – Держать глаза открытыми становилось всё труднее.
Он сердито нахмурился.
– Спишь? Я так скучно рассказываю?
– Нет, что ты… – пробормотала Солнышко, но ответа уже не услышала.
* * *
Разбудили её драконий рёв и гвалт за стенкой шатра. Темноту разгонял лишь масляный свет небольшой бронзовой лампы. Рядом с подушкой сидел Шестипалый, откусывая с вертела что-то жареное и хрустящее.
Солнышко приподнялась и зевнула.
– Твоя мать не велела тебя будить, – сказал он.
«Моя мать», – повторила она про себя, ощущая сладостную и в то же время тревожную дрожь.
– Ну и зря… – Она потянулась. – Всегда боюсь, что просплю самое интересное. А где она?
– Тушит пожар и восстанавливает порядок. – Дракон махнул крылом на колышущееся на ветру белое полотнище, за которым слышался шум голосов.
Шестипалый смотрелся солидно и уверенно, с ним рядом можно было спать спокойно сколько угодно. «Наверное, ему и Тёрн доверяет», – подумала она.
А вдруг он всё-таки её отец? Тёрн сказала, что его нет… но не значит же это, что нет вообще? Может, они просто держат свою связь в секрете. А самое главное, шесть когтей! Не потому ли Тёрн решила, что дочь должна вылупиться не такая, как все?
– Что там с гадюкой? – спросила Солнышко. – Никто не пострадал?
Дракон перестал жевать и взглянул на неё.
– Змею пока не нашли, но пожар вроде бы сдержали. Укушенных пока нет, так что, если она и впрямь где-то ползает, ничего ещё не закончилось. – Он помолчал, потом добавил: – Спасибо, что беспокоишься.
– Ну а как же иначе… – смутилась она.
Отбросив пустой вертел, Шестипалый обтёр когти песком.
– Ну как, ты готова представиться Вольным когтям?
– Совсем не готова, – призналась Солнышко.
Он издал рокочущий смешок и откинул полог шатра, выпуская её на песчаный склон дюны, серебрящийся в сиянии трёх лун.
По всему оазису мерцали факелы, отражаясь в покрытом рябью водоёме оранжево-жёлтыми пляшущими пятнами. Драконов вокруг было не счесть, а игра теней делала это тем более невозможным. Солнышко моргала, всматриваясь в снующую толпу в поисках Тёрн. Повсюду раздавались крики, ругань и хохот, а одна дракониха даже свалилась в озеро, и трое других принялись её вытаскивать.
– Вот идиоты! – прорычал Шестипалый, шагая вперёд.
– Стой! – послышался шёпот из темноты. – Дальше не надо.
Дракон резко развернулся, всматриваясь.
– Мне может приказывать одна только Тёрн и больше никто! – прошипел он.
– Я не приказываю. – Свет факелов отразился на жёлтой чешуе, и Солнышко узнала Аддакса – песчаного с обезображенной мордой, который встретился днём на улице. – Это всего лишь совет, но тебе стоило бы прислушаться.
Шестипалый угрожающе шагнул вперёд, но Аддакс шевельнул хвостом, и из-за шатра выступили ещё двое, волоча за собой дракончика, на вид двухлетнего. Малютка со светлой, почти белой чешуёй и чуть заметным шипом на хвостике жалобно пищала, зажатая в мощных лапах.
