Солнце стало клониться к закату. Двери запирались, склады и амбары пустели, люди начали расходиться – кто домой, к семейному ужину, кто в таверну, кто в темные переулки, где поджидали возлюбленные. Нед увидел Донала: тот вышел из амбара Кобли с видом человека, которому не нужно гадать, чем бы заняться, ибо он делает одно и то же каждый вечер.
Следом за Доналом Нед двинулся к таверне.
– Эй, Донал! Можно тебя на пару слов?
Раньше бывало всякое, но теперь никто, как правило, не отказывал Неду в подобной просьбе. В Кингсбридже знали, что Нед обладает властью и пользуется влиянием при королевском дворе. Ему самому это удовлетворения не приносило. Одни жаждут признания, другие охочи до вина или до плотских утех, третьи грезят о монашеской жизни с ее порядком и послушанием. А о чем мечтает он, Нед? Ответ на этот вопрос родился словно сам собой и пришел на ум мгновенно – ему нужна справедливость.
Пожалуй, надо будет это обдумать. Но после, после.
Нед заплатил за две кружки эля и увлек Донала в угол. Опустившись за стол, он сказал:
– А ты смелый парень, Донал.
– Кто бы говорил! Или передо мною вовсе не Нед Уиллард, лучший ученик школы? – Губы Донала скривились в неприятной усмешке.
– Мы больше не в школе, Донал. Там нас разве что пороли за ошибки. А теперь могут и убить.
Донал, похоже, догадался, к чему клонит Нед, но прикинулся непонятливым.
– Хорошо, что я стараюсь не ошибаться.
– Стоит Дэну Кобли и прочим пуританам узнать о твоих делишках с Ролло, тебя порвут на кусочки.
Глостер побледнел.
После долгого молчания он раскрыл было рот, но Нед его опередил:
– Не трудись отрицать. Не трать время впустую. Я знаю, что это правда, и ты сам знаешь. Подумай лучше, что тебе придется сделать, чтобы я сохранил твою тайну.
Донал сглотнул, потом дернул головой.
– Вчера ты кое о чем уведомил Ролло Фицджеральда. С тех пор расклад немного поменялся.
Донал отвесил челюсть.
– Но как?..
– Не важно, как я узнал, о чем вы с Ролло говорили. Запоминай: мощи святого подвергнутся осквернению в соборе завтра утром, но произойдет это на рассвете, и в храме будут лишь несколько священников.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Чтобы ты передал Ролло.
– Ты же ненавидишь Фицджеральдов! Они разорили твою семью!
– Не ломай голову, все равно не поймешь. Просто передай Ролло мои слова, и твоя шкура уцелеет.
– Ролло спросит, откуда мне стало известно.
– Скажешь, что подслушал разговор Дэна Кобли.
– Ладно.
– Ступай, найди Ролло. Вы ведь наверняка договаривались, как связаться, если срочно понадобится встретиться.
– Сейчас, только пиво допью.
– Думаю, лучше тебе уйти трезвым.
Донол с тоской уставился на свою кружку.
– Иди, Донал.
Глостер поднялся и ушел.
Нед покинул таверну несколько минут спустя и направился вверх по главной улице. На душе скребли кошки. Исполнение его плана зависело от множества людей, которым надлежало сделать то, чего он от них ожидал, – от декана Ричардса, от Донала Глостера, от Ролло Фицджеральда и, что было важнее всего, от графа Суизина. Если хоть кто-то из них проявит своеволие, все пойдет насмарку.
Пора добавить к этой цепочке еще одно звено.
Нед миновал собор, таверну «Колокол» и Прайори-гейт, новый дом Фицджеральдов, и вошел в здание гильдейского собрания. Там он постучал в дверь шерифа Мэтьюсона и толкнул ту, не дожидаясь ответа. Шериф ужинал хлебом и холодным мясом. Завидев Неда, он отложил в сторону нож, который держал в руке.
– Добрый вечер, мистер Уиллард. Что-то случилось?
– И вам того же, шериф. Нет, все хорошо.
– Чем могу служить?
– Не мне, шериф. Вы можете послужить королеве. У ее величества есть для вас поручение на эту ночь.
7
Ролло в очередной раз дотронулся до рукояти меча. Никогда прежде ему не доводилось сражаться по-настоящему. В детстве он брал уроки, дрался на деревянных мечах, как и подобало отпрыску богатого семейства, но вот браться за оружие всерьез ему пока не приходилось.
В спальне сэра Реджинальда было темно; там собралось множество людей, и спать никто не собирался. Из окна открывался замечательный вид на северный и западный фасады кингсбриджского собора. Ночь выдалась ясной; привыкший к темноте взгляд Ролло улавливал в призрачном свете звезд скрытые под пологом ночи очертания храма. Витражные окна и двери под стрельчатыми арками казались черными провалами, ведущими в непроглядный мрак, этакими глазницами человека, которого ослепили за самовольную чеканку монет. Выше прорисовывались очертания башенок с их затейливыми кровлями и фиалами
[60].
Вместе с Ролло назначенного часа дожидались его отец, сэр Реджинальд Фицджеральд, зять Барт Ширинг, отец зятя граф Суизин и двое доверенных подручных графа. Все были вооружены мечами и кинжалами.
Когда соборный колокол прозвонил четыре раза, Стивен Линкольн отслужил мессу и отпустил всем шестерым тот грех, который им предстояло совершить. С тех пор они затаились и ждали.
Женщины, леди Джейн и Марджери, легли спать, но Ролло полагал, что вряд ли кто-то из них и вправду заснул.
Рыночная площадь, столь многолюдная и шумная днем, была пустынна и тиха. На дальней стороне площади угадывались грамматическая школа и епископский дворец. За ними дома по склону холма спускались к реке; крыши расположенных вплотную друг к другу строений напоминали черепичные ступени гигантской лестницы.
Ролло тешил себя надеждой, что Суизин и Барт, а также солдаты, привычные к насилию, сами справятся с противником, и ему сражаться не придется.
Небо начало сереть, и громада собора проступила из сумрака более отчетливо. Потом кто-то прошептал: «Вон они», и Ролло увидел группу людей, вышедших из епископского дворца. Их тоже было шестеро, и каждый держал в руке фонарь со свечой. Они пересекли площадь и вошли в собор через западную дверь. Свет сгинул, будто фонари разом затушили.
Ролло нахмурился. Вообще-то Дэну Кобли и прочим пуританам давно полагалось прятаться внутри собора. Быть может, они пробрались мимо разрушенного аббатства и долго скрывались в тенях, поэтому их не было видно из окон Прайори-гейт. Почему-то поведение противника вызывало беспокойство, но Ролло промолчал, зная наверняка, что, рискни он поделиться своим сомнениями, его поднимут на смех и обвинят в трусости.
Граф Суизин проговорил вполголоса:
