Тот факт, что о столь важном человеке было известно настолько мало, заставлял Неда видеть в Ланглэ умелого и чрезвычайно опасного противника.
Из допроса Роберта Пули выяснилось, что оба, Ланглэ и Пули, находились в особняке всего за несколько минут до появления стражи. Возможно, именно их видели солдаты, доложившие, что двое мужчин удрали через соседнюю церковь, а догнать их помешало треклятое стадо овец. Они были почти у него в руках! Быть может, до сих пор держатся вместе – или прибились к тем немногим заговорщикам, что еще остаются на свободе.
Неду потребовалось несколько дней, чтобы их выследить.
Четырнадцатого августа в дом на Ситинг-лейн прискакал всадник на взмыленной лошади, младший сын семейства Беллами, известного своей приверженностью католичеству, но, по сведениям службы Уолсингема, не помышлявшего об измене. Он сообщил, что Бэбингтон со товарищи объявился в семейном поместье Аксендон-хаус, близ деревни Харроу, в десятке миль к западу от Лондона. Беглецы валились с ног от усталости и голода и попросили их приютить. Беллами накормили их – вынужденные это сделать, как уверял гонец, из страха за свои жизни, – но настояли на том, чтобы беглецы покинули их дом. Теперь семейство опасалось виселицы по обвинению в сотрудничестве с врагами короны и потому решило доказать свою верность Елизавете, пособив властям в поимке заговорщиков.
Нед велел немедленно седлать лошадей.
Гоня во всю прыть, он с солдатами добрался до Харроу менее чем за два часа. Деревня стояла на пригорке, что возвышался над окрестными полями; в ней имелась школа, открытая совсем недавно местным фермером. В Харроу Нед задержался, поговорил с деревенскими и выяснил, что компания подозрительных оборванцев проследовала через деревню чуть раньше, двигаясь пешком на север.
Ведомый юным Беллами, отряд направился по дороге к рубежу прихода Харроу, обозначенному древним сарацинским камнем
[95]; оттуда поскакали в соседнюю деревушку, которая, по словам Беллами, звалась Харроу-Уилд. На окраине этой деревушки, в таверне «Лань», они и настигли свою добычу.
Нед и солдаты вошли в таверну, обнажив мечи и готовые к схватке, но Бэбингтон и прочие беглецы не оказали ни малейшего сопротивления.
Нед оглядел беглецов, что представляли собой печальное зрелище: в попытке остаться неузнанными те неумело остригли волосы, а лица перемазали соком каких-то плодов. Все они были молоды, принадлежали к знати, привыкли к мягким постелям, а последние десять дней спали, похоже, на сырой земле. Казалось, они даже рады тому, что их наконец изловили.
– Кто из вас Жан Ланглэ? – спросил Нед.
Некоторое время все хранили молчание, потом Бэбингтон ответил:
– Его с нами нет.
12
В первый день февраля 1587 года Нед разозлился настолько, что, как он признался Сильви, задумался об уходе с королевской службы. К черту, прибавил он, эти придворные склоки; уж лучше быть членом парламента от Кингсбриджа и помогать Сильви в книжной лавке. Скучнее, конечно, зато куда спокойнее и достойнее.
Причиной его раздражения была королева Елизавета.
Нед сделал все возможное, чтобы избавить Елизавету от угрозы, которую олицетворяла собой Мария Стюарт. Саму Марию увезли в замок Фодерингей в графстве Нортхэмптон; да, ей в конце концов позволили сохранить при себе прислугу, но Нед позаботился о том, чтобы за мятежной королевой Шотландской по-прежнему присматривал непоколебимый сэр Эмиас Паулет. В октябре все доказательства, какие ему удалось собрать, были предъявлены на суде, и Марию признали виновной в измене. В ноябре парламент приговорил ее к смерти. В начале декабря весть об этом приговоре разошлась по всей стране – и была встречена всеобщим ликованием. Уолсингем незамедлительно составил черновик указа, который Елизавете следовало подписать, чтобы одобрить казнь. Прежний наставник Неда Уильям Сесил, ныне лорд Бергли, прочитал этот черновик и согласился с каждым словом.
Минуло почти два месяца, а Елизавета все не подписывала указ.
К изумлению Неда, Сильви поддержала Елизавету.
– Она не хочет убивать королеву, – объяснила его жена. – Казнь может оказаться дурным примером. Елизавета ведь сама королева. И она не одинока в своих сомнениях. Все государи Европы придут в бешенство, если она казнит Марию. Кто знает, каким именно образом они решат отомстить?
Прежде Нед об этом не задумывался, слишком поглощенный собственными обидами: он ведь посвятил жизнь служению Елизавете, а та словно отвергала его службу.
Словно для того, чтобы подтвердить слова Сильви, во дворец Гринвич первого февраля явились французский и шотландский посланники. Оба молили Елизавету пощадить Марию Стюарт. Елизавета нисколько не желала ссоры ни с одной из этих стран; более того, недавно она подписала мирное соглашение с сыном Марии, королем Шотландии Джеймсом Шестым. С другой стороны, жизнь Елизаветы по-прежнему находилась под угрозой. В январе некий Уильям Стаффорд признался под пытками в намерении отравить королеву. Уолсингем намеренно сделал этот случай достоянием широкой публики, причем постарался представить дело так, будто попытка едва не удалась, чтобы добиться народной поддержки казни Марии. Если отбросить нарочно допущенные преувеличения, этот случай послужил отрезвляющим напоминанием о том, что Елизавета не будет в безопасности до тех пор, пока Мария жива.
Когда посланники удалились, Нед отважился снова подсунуть Елизавете на подпись указ о казни. Возможно, подумалось ему, теперь-то она подпишет.
Он предварительно посоветовался с Уильямом Дэвисоном, который временно замещал приболевшего Уолсингема. Дэвисон согласился с планом Неда – все советники Елизаветы единодушно убеждали королеву поскорее принять нужное решение. Вдвоем Дэвисон и Нед вложили указ в стопку документов, дожидавшихся королевской подписи.
Нед знал, что Елизавету этой смехотворной уловкой не одурачить. Но королева вполне могла притвориться, что ничего не заметила. Он догадывался, что Елизавета ищет повод подписать указ, а потом скажет, что не собиралась этого делать и все вышло случайно. Если она и вправду намерена так поступить, нужно облегчить ей задачу.
Елизавета пребывала в благодушном настроении, и Нед не мог этому не порадоваться.
– Какая теплая погода для февраля, – сказала она. Королева частенько жаловалась на жару. Сильви уверяла, что причиной тому возраст: Елизавете стукнуло пятьдесят три. – Как поживаете, Дэвисон? Не забываете развлекаться? По-моему, вы слишком упорно трудитесь.
– Благодарю, что спросили, ваше величество, я в полном порядке.
С Недом королева болтать не стала, зная, что тот недоволен ее нерешительностью. Он никогда не мог скрыть от нее своих истинных чувств. Для этого Елизавета чересчур хорошо его знала – пожалуй, так же хорошо, как Сильви.
