– Я не участвую, – сразу отказался Эбрима. – Сердцем я с вами, но годы уже не те, сами видите.
Неудачное начало, подумал Нед; глядишь, и Карлос отыщет повод отказаться.
Но Карлос лишь ухмыльнулся.
– Как в старые добрые времена! – сказал он.
Нед облегченно вздохнул и поднес стакан к губам.
На следующий день Карлос погрузил на подводы весь запас ядер из своей мастерской, а затем пошел по другим мастерам. В итоге удалось собрать восемь полных подвод. Каждые две подводы запрягли парой быков и на третий день пребывания Неда в Антверпене тронулись в путь.
Дорога в Ньивпорт шла вдоль берега, и очень скоро Нед стал замечать признаки подготовки к вторжению. Вдоль всего побережья тянулись ряды свежесколоченных плоскодонок, а на каждой попадавшейся по пути верфи строили новые и новые. Эти лодки грубой постройки годились всего для одной цели – перевезти большое количество людей. Лодок насчитывались сотни, и, по прикидкам Неда, они вмещали от пятидесяти до сотни человек. Сколькими же солдатами располагает, в конце концов, герцог Пармский? Судьба родной страны Неда зависела от ответа на этот вопрос.
Вскоре стали попадаться и солдаты, чьи лагеря находились в отдалении от берега. Люди сидели у костров, играли в карты и в кости – словом, занимались делами, обычными для войска, ожидающего приказов. Компания солдат прошла им навстречу по дороге, увидела подводы с ядрами и радостно загомонила. Нед убедился, что ядра послужат им надежным пропуском.
Он начал было вести подсчеты, но лагеря и станы тянулись бесконечно, миля за милей, а крепкие быки влекли тяжелые подводы все дальше и дальше по грязи.
Миновали Ньивпорт и двинулись к Дюнкерку, но картина нисколько не изменилась. Попасть в обнесенный крепостными стенами Дюнкерк не составило труда. Карлос направил подводы на местный рынок на набережной и там стал торговаться с каким-то армейским чином, добиваясь хорошей цены за ядра. Нед между тем спустился к воде и погрузился в раздумья.
Количество войск в Нидерландах должно приблизительно соответствовать тому количеству, какое поднялось на борт в Лиссабоне. Если так, общая численность армии вторжения превышает пятьдесят тысяч человек. Подобной многочисленной армии Европа не видела несколько десятилетий. Насколько Неду помнилось, крупнейшим сражением, о котором он слышал, была осада Мальты: этот остров осаждали то ли тридцать, то ли сорок тысяч турок. При одной мысли о том, что вся эта чудовищная сила грозит уничтожением его родному дому, становилось дурно.
Но пусть сперва доберутся до Англии.
Способны ли плоскодонки переправить врагов через море до английского побережья? Плавание обещает быть опасным, поскольку эти лодки наверняка переворачиваются при малейшем волнении. Скорее всего, их используют, чтобы подвезти солдат к настоящим кораблям, стоящим на якоре в проливе. Еще бы! Ведь если галеонам придется заходить в порт для погрузки, уйдут недели, чтобы принять на борт этакую ораву.
Нед смотрел на гавань и воображал, как тысячи людей везут на плоскодонках к галеонам на якоре. Внезапно ему стало ясно, что вот оно, уязвимое звено в плане испанского короля. Зато, если пехота взойдет на палубы кораблей, испанская армада и вправду сделается неодолимой силой.
Будущее виделось мрачным. Если вторжение завершится успехом, людей снова примутся сжигать заживо. Нед по-прежнему помнил – и сознавал, что вряд ли когда забудет – тот скулящий звук, который издавал Филберт Кобли, сгорая на костре перед кингсбриджским собором. Неужто Англии суждено вернуться к этой мерзости?
Единственная надежда состояла в том, чтобы задержать армаду в Английском канале, не дать флоту погрузить войска. Корабли Елизаветы изрядно уступают испанским числом, так что придется драться за троих, но выбора все равно нет.
Глава 26
1
Ролло Фицджеральд вновь увидел Англию в четыре часа пополудни в пятницу, 29 июля 1588 года. Его сердце полнилось радостью.
Он стоял на палубе испанского флагмана «Сан-Мартин», напрягая и сгибая ноги, когда корабль то взбирался на очередную волну, то скользил вниз, и эти движения он выполнял привычно, совершенно о них не задумываясь. Англия казалась не более чем пятнышком на северном горизонте, но у моряков имелись способы надежно определять свое местонахождение. Матрос спустил с кормы в воду веревку с грузиками и измерил длину того конца, что скрылся под волнами. До дна оказалось ровно две сотни футов, а грузики, когда их извлекли, были в белом песке; для опытного навигатора это были неоспоримые доказательства того, что корабль входит в западную горловину Английского канала.
Ролло бежал из Англии после провала заговора для освобождения Марии Стюарт. На протяжении нескольких невыносимо мучительных дней Нед Уиллард отставал от него всего на шаг, но все же он успел удрать с острова, не попав Неду в руки.
Он сразу отправился в Мадрид, понимая, что именно там будет решаться участь Англии. По-прежнему под именем Жана Ланглэ, он прилагал все усилия, чтобы способствовать намеченному вторжению, и завоевал немалое доверие. Депеши дона Бернардино де Мендосы, испанского посланника сперва в Лондоне, а затем в Париже, донесли до короля Фелипе, что означенный Ланглэ сделал для спасения католической веры в протестантской Англии больше любого другого лазутчика. В результате ныне Ролло уступал положением лишь Уильяму Аллену, которого после покорения острова прочили в архиепископы Кентерберийские.
Выход армады в море откладывался снова и снова, но наконец корабли направились к Англии. Это произошло 28 мая 1588 года, и Ролло был на борту.
Король Испании во всеуслышание объявил, что затевает войну, дабы по справедливости отплатить англичанам за все их происки: за нападения пиратов на атлантические конвои, за помощь, оказанную голландским мятежникам, и за набег Дрейка на Кадис. Однако Ролло ощущал себя этаким крестоносцем. Он плыл освобождать свою родину от неверных, что захватили ее тридцать лет назад. На борту испанских кораблей, к слову, было немало таких же, как он, англичан-католиков, а еще – сто восемьдесят католических священников. Ролло не сомневался, что их встретят как спасителей и избавителей. Ведь многие жители острова сохранили в сердцах приверженность истинной вере. Самому Ролло обещали должность епископа Кингсбриджского – такова была награда за многолетние тайные и опасные труды под носом треклятого Неда Уилларда. Что ж, собору Кингсбриджа суждено вновь увидеть настоящую католическую мессу, с распятиями и кадилами, а он, Ролло, будет стоять впереди всех в роскошном облачении, соответствующем его новому положению.
Командовать армадой король назначил герцога Медину Сидонию, тридцативосьмилетнего, преждевременно облысевшего флотоводца. Герцог являлся богатейшим владельцем Испании, но вот мореходного опыта почти не имел и потому чрезмерно осторожничал.
Когда местоположение армады подтвердилось, герцог велел поднять на главной мачте флагмана особый стяг – благословленный папой римским и торжественно пронесенный крестным ходом от лиссабонского кафедрального собора до гавани. На передней мачте подняли королевское знамя – косой красный крест
[99]. Мачты других кораблей также украсились флагами и вымпелами – в воздух словно воспарили замки Кастилии, португальские драконы, гербы испанских донов и знаки их святых покровителей. Стяги плескались на ветру, являя всему миру величие, силу и доблесть испанского флота.
