Елизавету похоронили, не дожидаясь, пока король Иаков проделает долгий путь в Лондон из Эдинбурга.
Тысяча скорбящих сопровождала гроб до Вестминстерского аббатства, а за процессией наблюдала, как показалось Неду, добрая сотня тысяч человек. Гроб покрыли багряным бархатом, а сверху установили раскрашенное восковое изваяние Елизаветы в парадном королевском облачении.
Неду полагалось участвовать в церемонии, но в соборе он улучил возможность ускользнуть и отыскать Марджери. Во время службы он держал супругу за руку и словно питался исходившей от нее силой и уверенностью. Марджери, конечно, тоже грустила: с годами она начала разделять убежденность Неда в том, что мир между христианами важнее богословских препирательств, а Елизавета олицетворяла собой стремление к этому миру, спасавшему жизни.
Когда гроб опустили в могилу в часовне Богоматери, Нед снова заплакал.
Пытаясь успокоиться, он спросил себя, о чем, собственно, плачет? Отчасти он оплакивал идеалы Елизаветы, ставшие и его идеалами. За многие годы он не раз видел, как этими идеалами приходилось жертвовать во имя сиюминутных политических целей. Если судить беспристрастно, Елизавета истребила почти столько же католиков, сколько Мария Тюдор – королева Мария Кровавая – погубила протестантов. Мария убивала своих жертв за их веру, а Елизавета карала за измену, однако это различие слишком часто бывало неочевидным. Елизавета вовсе не была ангелом или святой, ее правление изобиловало всевозможными притеснениями, но Нед по-прежнему восхищался ею и верил, что правительницы лучше не сыскать в целом свете.
Марджери сунула ему носовой платок, расшитый изображениями желудей. Нед сразу же опознал в этом куске материи свой собственный платок, который вручил Марджери четверть века назад. Какой удивительный круговорот… Он вытер щеки, но пытаться осушить слезы было все равно что вычерпывать воду из гавани Кума: слезы текли и текли, неумолимо и безостановочно, как наступающий прилив.
Старшие придворные чины, как полагалось, переломили свои жезлы – эмблемы занимаемых должностей – и побросали обломки в могилу.
Когда люди стали расходиться, Нед вдруг подумал, что все-таки прожил достойную жизнь: он любил и был любим, а среди тех, кто его любил, важнее всего были четыре женщины – его мать, Элис Уиллард, королева Елизавета, Сильви и Марджери. И горе его сейчас тем и острее, что Елизавета умерла третьей из этих четверых. Потому он крепко держал Марджери за руку, когда они вдвоем выходили из огромного собора. Она была всем, что у него осталось.
3
Через год после кончины королевы Елизаветы Ролло Фицджеральд поклялся убить короля Иакова.
Король нарушил свое обещание, данное английским католикам. Он вернул в действие принятые при Елизавете законы против католичества и строго настаивал на их соблюдении, как если бы никогда и никому не сулил ни веротерпимости, ни свободы вероисповедания. Ролло не знал, насколько искренней была в своем обращении в католичество королева Анна, но подозревал, что и та всех обманывала. Да, Иаков и Анна на пару одурачили Ролло, а также сообщество английских католиков и самого папу римского. Гнев Ролло подпитывала уверенность в том, что его обманывали сознательно – и использовали как подручное средство для обмана остальных.
Но сдаваться он не собирался. Ни лживому Иакову, ни презренным пуританам не видать победы! Эти богохульники и еретики, посмевшие взбунтоваться против матери-церкви, заплатят за свои прегрешения. Заплатят сполна.
Устраивать прямое покушение на Иакова казалось бессмысленным: можно сколько угодно рассуждать о том, чтобы подстрелить или заколоть короля, но почти наверняка любого, кто попытается это осуществить, остановят стражники или придворные. На крыше башни в замке Тайн Ролло размышлял о том, как устроить убийство монарха; эти мысли питали его ярость и жажду мщения, а план становился все более и более изощренным. Будет просто здорово прикончить заодно королеву Анну. И всех королевских отпрысков – Генри, Элизабет и Чарльза. А также кучку придворных советников, в особенности Неда Уилларда. Ролло хотелось расстрелять их всех из пушки, как англичане расстреляли когда-то корабли испанской армады. Тут он вспомнил о подожженных кораблях – и внезапно сообразил, что можно устроить пожар в королевском дворце.
Медленно, очень медленно замысел начал обретать четкие очертания.
Ролло побывал в Новом замке и поделился своими мыслями с графом Бартлетом и старшим сыном графа, двадцатилетним Суизином. В молодости Бартлет едва ли не обожествлял своего дядю, и до сих пор Ролло имел некоторое влияние на племянника. Что касается Суизина, тому с малолетства внушали, что благополучие графства Ширинг едва не сгинуло без следа в правление Елизаветы. Отец и сын были немало разочарованы тем, что Иаков продолжил притеснять католиков по примеру своей предшественницы.
Младший брат Бартлета, Роджер, в совете не участвовал. Он трудился в Лондоне на Роберта Сесила и больше не жил в Новом замке – что было только к лучшему. Находившийся под сильным влиянием своей матери и приемного отца, Неда Уилларда, Роджер вполне мог попытаться помешать Ролло.
– Дождемся заседания парламента, – сказал Ролло, когда слуги ушли и трое мужчин остались наедине после обеда. – Они соберутся все: король, королева, секретарь короны Сесил, сэр Нед Уиллард, прочие треклятые богохульники, заседающие в парламенте… Мы их всех прикончим одним ударом.
Бартлет недоверчиво покачал головой.
– Звучит неплохо, конечно. Но что-то я сомневаюсь, что подобная затея осуществима.
– Предоставь это мне, – бросил Ролло.
Глава 29
1
Нед Уиллард настороженно озирался по сторонам, присматривался к гостям и выискивал малейшие признаки угрозы. На бракосочетание собирался пожаловать сам король Иаков, и за его жизнь Нед опасался ничуть не меньше, чем ранее за жизнь Елизаветы. Тайная служба не могла себе позволить утратить бдительность.
С Рождества 1604 года минуло три дня.
Нед недолюбливал короля Иакова. Новый правитель оказался куда менее терпимым к иноверцам, чем была Елизавета, и это касалось не только католиков. Иаков был одержим страхом перед ведьмами – даже сочинил трактат по этому поводу – и ввел строгие законы против них, развязав охоту на ведьм. По мнению Неда, в основном от преследований страдали безобидные старухи-крестьянки. Тем не менее сэр Нед намеревался и впредь оберегать монаршую особу, дабы не допустить гражданской войны, которой страшился сильнее всего на свете.
Женихом на свадьбе выступал Филип Герберт, двадцатилетний сын графа Пемброка. Этот юноша умудрился обратить на себя королевское внимание, причем недостойного рода, то самое нездоровое внимание, в котором частенько за глаза обвиняли тридцативосьмилетнего короля. Придворный остроумец обронил: «Елизавета была королем, а Иаков стал королевой»; эта острота мгновенно разошлась по всему Лондону. Иакову пришлось настоять на женитьбе Филипа, чтобы доказать, что его интерес к юноше был совершенно невинным, но никто в это не верил.
