– Может, и так. Прости мою откровенность, но из богатых сыночков, для чьих семей настали дурные времена, редко получаются хорошие помощники; они слишком привыкли распоряжаться, и им бывает непросто свыкнуться с тем, что ими командуют, а они должны подчиняться, сразу и беспрекословно. Таким нужны деньги, и только.
– Денег мне мало.
– Вот как?
– Сэр Уильям, две недели назад в Кингсбридже сожгли протестанта. Впервые за все время. – Нед знал, что должен сохранять хладнокровие, но едва сдерживался. – Я видел, как он погибает в муках, и вспомнил ваши слова. Вы говорили, будто Елизавета считает, что никто не обязан погибать за веру.
Сесил кивнул.
– Я хочу, чтобы она стала королевой! – пылко воскликнул Нед. – Чтобы наша страна стала таким местом, где католики и протестанты не убивали бы друг друга. Когда наступит этот миг, я хочу быть вместе с вами и помочь Елизавете взойти на трон. Вот почему я пришел к вам.
Сесил пристально посмотрел на Неда, словно стараясь заглянуть тому в сердце и понять, насколько юноша искренен. После долгого молчания он сказал:
– Хорошо, давай попробуем.
– Спасибо! – От радости Нед едва не расплакался. – Клянусь, вы не пожалеете!
2
Нед по-прежнему был влюблен в Марджери Фицджеральд, но без раздумий возлег бы с Елизаветой, если бы та его поманила.
Ее нельзя было назвать красавицей: облик портили крупный нос и маленький подбородок, а глаза были посажены чересчур близко друг к другу. Тем не менее она обольщала буквально с первого взгляда – изумительно умная, очаровательная, как котенок, и бесстыдно кокетливая. Исходивший от нее соблазн нисколько не преуменьшали ни властность Елизаветы, ни случавшиеся порой приступы раздражительности. Мужчины и женщины продолжали восхищаться ею, даже если она жестоко их бранила и высмеивала. Нед никогда прежде не встречал никого, хоть отдаленно с нею схожего. Она подавляла и притягивала.
Елизавета говорила с ним по-французски, подшучивала над его слабыми познаниями в латыни и разочаровалась, когда он признался, что не в силах помочь ей лучше освоить испанский. Она позволяла Неду читать книги из своей библиотеки, но при условии, что он станет обсуждать прочитанное с нею. Она задавала ему вопросы по поводу финансов, и из этих вопросов становилось ясно, что в делах она разбирается ничуть не хуже его самого.
Всего через несколько дней Нед узнал два важных обстоятельства.
Во-первых, Елизавета не строила козней против королевы Марии Тюдор. На самом деле измена была для нее отвратительна, и это отвращение казалось Неду неподдельным. При этом Елизавета осознанно и твердо готовилась предъявить свои права на престол после смерти Марии, когда бы та ни случилась. Западня, которую Сесил раскинул в Кингсбридже на Рождество, была частью плана; по этому плану он и прочие советники и соратники Елизаветы посещали важнейшие города страны, чтобы оценить степень поддержки – и силу сопротивления. Нед все больше восхищался Сесилом: этот человек мыслил на много шагов вперед и четко представлял, что будет означать тот или иной шаг для принцессы, которой он служит.
Во-вторых, Елизавета была протестанткой, сколько бы Сесил ни уверял, что она не отдает предпочтения ни одному вероисповеданию. Она ходила к мессе и соблюдала все католические обряды, как от нее ожидали, но все это было показным рвением. Втайне она часто обращалась к эразмовым «Парафразам к Новому Завету». А больше всего принцессу выдавали ругательства. Когда бранилась, она употребляла слова, которые католики сочли бы оскорбительными. На людях, разумеется, она использовала выражения, которые звучали не столь кощунственно: просто «кровь» вместо «клянусь кровью Христовой», просто «раны» вместо «Христовых ран», «чрево» вместо «Приснодева». Но в тесном кругу вела себя свободнее, клялась мессой и частенько упоминала «тело Христово».
По утрам она занималась с наставниками, а Нед усаживался за учетные книги в приемной Сесила. Имущества у Елизаветы было в достатке, и частью обязанностей Неда являлось следить за тем, чтобы все положенные средства уплачивались ей полностью и в срок. После полуденной еды Елизавета отдыхала и порой приглашала доверенных слуг поболтать. Все собирались в комнате, известной как «епископская»; там стояли самые удобные во всем дворце стулья, имелась доска для шахмат – и верджинел, клавиши которого принцесса иногда перебирала. Среди тех, кого Елизавета приглашала, всегда была ее камеристка Нелл Бэйнсфорд, а время от времени приглашения удостаивался и казначей Том Парри.
Нед, конечно, не принадлежал к этому узкому кружку доверенных лиц, но однажды, когда Сесил отсутствовал во дворце, его позвали обсудить, как отметить двадцать пятый день рождения Елизаветы, 7 сентября; до праздника оставалось чуть больше двух недель. Возник спор, следует ли устроить пышное празднество в Лондоне, для чего потребуется разрешение королевы, или можно обойтись скромным торжеством в Хэтфилде, где можно творить все, что заблагорассудится.
В разгар этого спора и прибыл нежданный гость.
Сперва по двору простучали копыта, сразу несколько лошадей проскакали под надвратной аркой. Нед поспешил к слюдяному окну и выглянул наружу, силясь рассмотреть, кто приехал. Во дворе обнаружились шестеро всадников, восседавших на могучих, явно дорогих лошадях. Из конюшни выбежали конюхи, чтобы помочь гостям. Нед пригляделся к чужакам и, к своему изумлению, узнал одного из них.
– Это же граф Суизин! – воскликнул юноша. – Что ему тут нужно?
Первая мысль, пришедшая Неду на ум, была связана с Марджери. Неужто граф прискакал сообщить, что помолвка его сына Барта разорвана? Да нет, чушь какая! Даже если помолвку отменили, кто такой Нед, чтобы сам граф потрудился ему о том сообщить?
В чем же причина?
Гостей проводили внутрь, забрав у них пропыленные дорогой плащи. Несколько минут спустя в епископскую пришел слуга, поведавший, что граф Ширинг просит встречи с леди Елизаветой. Елизавета ответила, что примет его прямо сейчас.
Граф Суизин был крупным мужчиной с громким голосом; войдя, он словно заполнил собою все помещение. Нед, Нелл и Том тут же встали, но Елизавета осталась сидеть, как бы давая понять, что королевская кровь в ее жилах значит куда больше, чем старшинство Суизина по возрасту. Граф низко поклонился, но заговорил почти по-домашнему, будто дядя обращался к племяннице:
– Рад видеть вас столь цветущей и столь прекрасной.
– Не чаяла вас увидеть, граф, и несказанно рада встрече. – Тон Елизаветы выдавал настороженность; принцесса, похоже, не доверяла Суизину, и у нее, как подумалось Неду, были для того веские основания. Истовые католики вроде Суизина многое обрели при королеве Марии Тюдор и потому страшились возрождения протестантства; им нисколько не хотелось, чтобы Елизавета взошла на трон.
– Столь прекрасная! И всего-то почти двадцать пять! – продолжал Суизин. – Мужчинам с горячей кровью, наподобие меня, больно видеть, как этакая красота пропадает понапрасну. Прошу прощения за вольность, но я привык говорить прямо.
