Удар получился удачным – или неудачным, как посмотреть. Барни бил практически наугад, однако острое двустороннее лезвие легко рассекло плоть Гомеса и проникло между ребер. Яростный рык из капитанской глотки внезапно оборвался. Барни выдернул кинжал обратно; из раны хлынула алая кровь. Должно быть, клинок достал Гомесу до сердца. Мгновение спустя Гомес рухнул на пол с таким грохотом, будто повалилось срубленное дерево; ослабевшие пальцы выпустили кинжал.
Барни потрясенно уставился на него. Карлос выругался. Эбрима, наконец-то пришедший в себя, схватился за голову.
– Что мы натворили?!
Барни опустился на колени и пощупал шею капитана. Жилка не билась. Кровь из раны перестала течь.
– Мертв, – сказал Барни.
– Мы убили офицера, – проговорил Карлос.
Да, Барни помешал Гомесу прикончить Эбриму, но доказать это будет чертовски трудно. Юноша огляделся: невольные свидетели убийства спешно покидали таверну.
Никто не станет расследовать, из-за чего и каким образом все произошло. Имела место стычка в таверне, и солдат убил офицера. Для таких преступников армия пощады не ведала.
Барни услышал, как хозяин таверны на фламандском наречии что-то говорит слуге-подростку. Тот убежал.
– Они послали за городской стражей, – сказал Барни.
– Наверное, побежал в ратушу, – предположил Карлос. – Значит, нас арестуют через пять минут.
– И меня казнят.
– Нас обоих, – поправил Карлос. – Я же тебе помогал.
– Африканца тоже никто жалеть не будет, – добавил Эбрима.
Не тратя времени на пустые разговоры, они метнулись наружу и выскочили на рыночную площадь. Барни увидел, что день клонится к закату. Отлично, до сумерек рукой подать.
– К набережной! – крикнул он.
Троица пересекла площадь и свернула на улицу Лейестраат, что выводила к реке. Это была оживленная улица посреди процветающего города, на ней хватало людей и лошадей, равно как и повозок и носильщиков, изнемогавших под тяжелой ношей.
– Эй, помедленнее! – окликнул Барни своих друзей. – Нельзя, чтобы все запомнили, в какую сторону мы пошли.
Правда, даже быстрый шаг мог вызвать подозрения. По оружию местные опознают в них солдат. Одеты они, конечно, неброско, почти неприметно, однако высокий рост и окладистую рыжую бороду Барни не спрячешь, да и чернокожий африканец бросается в глаза. Хорошо хоть, скоро ночь.
У реки беглецы остановились.
– Нам нужна лодка, – сказал Барни.
Он умел управлять разными судами и всегда любил ходить под парусом. На реке было множество лодок – одни покачивались на воде у самого берега, привязанные к колышкам, другие стояли на якорях посреди реки. Впрочем, мало находилось глупцов, готовых оставить свое суденышко без присмотра, особенно в городе, где полным-полно иноземных вояк. Более крупные лодки сторожили часовые, а из мелких предусмотрительно повынимали весла.
– На землю! – велел Эбрима. – Что бы ни случилось, ни к чему, чтобы нас видели.
Они послушно поползли по грязи.
Барни не переставал озираться по сторонам. Времени в обрез. Наверняка очень скоро городская стража примется обыскивать набережную.
Можно, конечно, увести какую-нибудь малую лодку, вырвать колышек, к которому та привязана, но без весел это не имеет смысла – только и останется, что отдаться на волю течения. Их поймают, как пить дать поймают. Нет, лучше вплавь добраться до крупного судна, избавиться от часового и поднять якорь. Но успеют ли они все провернуть? А чем богаче владелец похищенного судна, тем жарче будет погоня.
– Может, стоит перейти мост и удрать из города по дороге? – спросил Барни вслух.
Тут он увидел плот.
Ничего особенного, просто дюжина или около того бревен, связанных вместе, с низким навесом, под которым мог поместиться лежа один человек. Владелец плота пустил свое плавучее средство по течению, правя длинным шестом. У его ног громоздилась груда снаряжения – в сумерках было не разглядеть, но, скорее всего, это были веревки и крючья для рыбной ловли.
– Вот наша лодка, – сказал Барни. – Действуем тихо.
На коленях он дополз до воды и соскользнул в реку. Друзья последовали за ним.
Дно резко уходило вниз. Очень скоро они уже стояли в воде по шею, а затем плот оказался совсем рядом. Все трое ухватились за крайнее бревно, подтянулись и взобрались на суденышко. Старик, хозяин плота, что-то гневно завопил. Карлос набросился на него, повалил, заткнул рот ладонью, чтобы старик не мог позвать на помощь. Барни исхитрился поймать шест, прежде чем тот упал за борт, и несколькими движениями вывел плот обратно на быстрину. Эбрима отрезал подол стариковской рубашки и затолкал этот кусок старику в рот, затем взял веревку из кучи снаряжения и связал хозяину плота руки и ноги. А у них неплохо получается действовать втроем, подумалось Барни; сказывается опыт, который они приобрели, когда тягали тяжеленные пушки и стреляли из них.
Юноша осмотрелся. Насколько он мог судить, никто не заметил похищения плота. Что дальше?
– Нам нужно… – было начал он.
– Замолчи! – перебил Эбрима.
– Что?
– Следи за языком. Ничего не объясняй. Вдруг он понимает по-испански?
Барни оценил своевременность предупреждения. Рано или поздно этот старик рыбак расскажет кому-нибудь о том, что произошло; следовало бы его убить, наверное, вот только никто из них троих этого не сделает. А когда старика отыщут, ему примутся задавать вопросы о похитителях. Потому чем меньше он узнает, тем лучше. Эбрима был на два десятка лет старше своих спутников, и далеко не впервые его житейская мудрость, которая приходит с годами, остужала их юношеский пыл.
– Как мы с ним поступим? – спросил Барни.
– Пусть лежит, пока мы не отплыли достаточно далеко. Потом выкинем на берег, связанного. С ним все будет в порядке, но до утра его вряд ли найдут. А к тому времени мы будем кто знает где.
Разумно, сказал себе Барни.
Но что будет потом? Придется плыть по ночам, а в светлое время суток прятаться. С каждой милей, отделявшей их от Кортрейка, желание властей непременно изловить беглецов будет ослабевать. А дальше? Насколько Барни помнил, эта река впадала в Шельду, а на Шельде стоял Антверпен.
В Антверпене проживал родич Барни Ян Фольман, двоюродный брат покойного отца. Кстати, Карлос тоже приходится родней Яну Фольману. Вообще этот торговый путь между Кумом, Антверпеном, Кале и Севильей в свое время открыли четверо родичей – отец Барни, Эдмунд Уиллард, брат Эдмунда, дядюшка Дик из Кале, отец Карлоса и Ян Фольман.
Если им удастся добраться до Антверпена, они, пожалуй, будут спасены.
Пала тьма. Барни сразу осознал всю глупость намерения плыть по ночам: править плотом в кромешной темноте оказалось чрезвычайно сложно. Никакого фонаря в имуществе рыбака не нашлось, да и разводить огонь не следовало – вдруг кто-то с берега заметит. Небо застилали тучи, лишь изредка в прорехах между ними мерцали звезды, и тогда русло реки становилось едва различимым, но чаще Барни правил вслепую, и плот то и дело утыкался в берег, от которого снова и снова приходилось отталкиваться шестом.
