И все же за мгновение до того, как он содрогнулся в конвульсии и его низкий хрип перешел в стон, Майен начала терять самообладание. Она как будто отыскала в себе искру, которую можно было раздуть в пламя желания или даже удовольствие. Но он испустил семя, и искра потухла.
Сосредоточенный на себе, Рулад ничего не заметил, его глаза были закрыты.
Он, конечно, не безнадежен и со временем научится. Не исключено, что Майен даже будет в какой-то степени руководить процессом и вновь разожжет ту искру.
Удинаас подумал, что теперь она действительно стала императрицей, женой императора. Его вера в силу ее духа погасла – если поединок между трезвым расчетом и надеждой можно назвать верой. Чувствуй он сострадание, он, возможно, понял бы ее и смягчился. Но сострадание означало участие, осознанность, выходящую за рамки холодного созерцания, а он ничего такого себе не позволял.
Из другого темного уголка императорских покоев донесся тихий всхлип, и он медленно повернул голову, чтобы посмотреть на последнего, четвертого, участника этой сцены. Такого же, как и он, свидетеля совершившегося здесь скрытого насилия. Однако свидетеля, охваченного ужасом чувств.
Одна из выцветших троп на ковре вела к ней.
Пернатая Ведьма скорчилась у стены и, закрыв лицо руками, тряслась от рыданий.
Если она будет продолжать в том же духе, поплатится жизнью. Рулад все спокойнее смотрит на смерть и не желает, чтобы ему напоминали о цене, которую пришлось заплатить. Хуже того, он неуправляем.
Удинаас хотел подойти к ней, попросить замолчать, но взгляд его упал на узорчатые ковры, и он решил, что расстояние слишком велико.
Майен с поникшей головой сидела на Руладе.
– Еще! – потребовал император.
Она выпрямилась, начала двигаться, вновь ища и находя искру удовольствия.
Хотим блага, но томимся по злу?.. Неужели сознание всех мужчин и женщин обречено на эту внутреннюю борьбу? Удинаас решил, что не стоит тратить силы на поиски ответа. Он уже достаточно пострадал.
– Заткни суку!
От резкого окрика императора раб вздрогнул.
Плач усилился, вероятно, в ответ на тяжелое дыхание Майен.
Удинаас поспешил в темный угол, где скорчилась Пернатая Ведьма.
– Пошли вон! Оба!
Поднял ее на ноги. Она не сопротивлялась.
– Послушай, – прошептал Удинаас, наклоняясь, – чего ты хотела?
Она вскинула голову и прожгла его ненавидящим взглядом.
– От тебя – ничего!
– От нее. Не отвечай, пойдем.
Они вышли через боковую дверь в коридор для прислуги.
– Незачем плакать. Майен в ловушке, как и мы. Не стоит горевать, что она искала наслаждения и нашла его.
– Я знаю, к чему ты клонишь, должник. – Пернатая Ведьма вырвала руку. – Ты ведь тоже хочешь, чтобы я покорилась! И получила удовольствие, когда ты будешь меня насиловать!
– Как ты правильно сказала, я должник. Чего я хочу, не имеет значения, мои желания умерли. Думаешь, я все еще тебя преследую? Жажду твоей любви? – Он покачал головой. – Ты была права, это бессмысленно.
– Я не хочу иметь с тобой дела.
– Знаю. Но ты служанка Майен, а я теперь личный раб Рулада. Императрица и император. Надо смириться. Ты и я… Забавная пара. Была. Теперь мне все равно.
– Прекрасно, значит, никаких лишних разговоров.
Он кивнул.
Ее глаза сузились.
– Я тебе не доверяю.
– Мне все равно.
Смущение. Неуверенность.
– Что за игру ты ведешь, Удинаас? Кто говорит твоими устами? – Она отступила на шаг. – Я должна ей рассказать – о том, кто скрывается внутри тебя.
– Лишишь себя последнего шанса.
– На что?
– Свободу.
Ее лицо исказилось.
– Хочешь купить мое молчание? Я родилась в неволе, и меня не преследуют воспоминания…
– Воспоминания? Пернатая Ведьма, мои воспоминания – о жизни должника в королевстве, где даже смерть не приносит освобождения. Такие же, как у моего отца, и такие же, как были бы у моих детей. Я говорил не о своей, а только о твоей свободе. Не той, что возвращают, – той, что наконец обретают.
– И как же ты хочешь меня освободить?
– Скоро начнется война. Тисте эдур пойдут на Летер.
Она нахмурилась.
– Что с того? Войны бывали и раньше…
– Не такие. Рулад не станет тратить силы на короткие набеги, это будет завоевание.
– Завоевание Летера? Они не смогут…
– Пусть. Главное, что эдур двинутся на юг, и мы – вместе с ними.
– Почему ты так уверен?
– Император созвал тени. Все до единой.
– Откуда тебе знать?
Он молчал.
– Ты не знаешь! – повторила она и бросилась прочь.
Удинаас вернулся к двери. Скоро его позовут.
Император и раб. Десяток шагов и тысячи лиг. В мире властных приказов и покорности сознание не замечает расстояния. Дорога проторена. Так было и будет всегда.
В окрестном лесу тени собирались в хаотичные легионы. Среди них были огромные демоны, скованные цепями, – самая мучительная броня. Снаряжались четыреста с лишним рейдерских баркасов к’орфан. Со дна морского поднимались твари, чтобы нести их на юг. В каждом племени, в каждой деревне чародеи готовились выполнять приказы нового императора.
«Призыв на войну. Выцветший ковер».
Герои-победители.
Из-за деревянной двери донесся крик Майен.
Он вышел из леса бледный и задумчивый. Остановился. Удивленно поглядел на нереков, собирающих обоз под окрики хозяина. Поймал взгляд Сэрен Педак, которая уже облачилась в кожаные доспехи и застегивала перевязь.
– Тревожные вести, Халл Беддикт.
– Снимаетесь?
– Да, Бурук приказал.
– А железо на продажу?
– Везем обратно. – Она оглянулась по сторонам. – Прогуляйся со мной. Надо напоследок поговорить с первым евнухом.
Он задумчиво кивнул.
– Хорошо. У меня для тебя новости.
Она ответила кривой улыбкой.
– Хотела сказать то же самое…
Они вновь направились через кольцевые улицы к гостиному двору у крепости. На сей раз попадавшиеся навстречу горожане были молчаливы и серьезны. Сэрен и Халл шли меж ними, точно привидения.
– Я был на месте старого городища. Его недавно потревожили.
– Где?
– К северу от ущелья, в лесу. Там на многие лиги развалины огромного города. Улицы сплошь вымощены плитами. Я раньше таких не видал. Очень прочные, только корни деревьев их немного приподняли.
