Летериец поклонился и широким шагом вышел из зала.
– Ханнан Мосаг! – негромко позвал Рулад.
Из-за боковой занавеси появился бывший Колдун-король.
– Твоя оценка стратегии и тактики противника полностью подтвердилась.
– Так когда же, император?
– Племена готовы?
– Готовятся со всей возможной скоростью.
– Тогда в самом деле скоро. Что ты думаешь о Нифадасе и принце?
– Нифадас быстро понял, что все потеряно, но принц рассматривает это поражение как победу. И оба уверены в военной мощи своего королевства. Хотя Нифадас скорбит о нас.
– Бедняга. Может быть, этой смешной жалостью он заслужит пощаду.
– С учетом миссии, которую вы выбрали для своего народа, пощада опасна. Будьте уверены, нам ее от них не дождаться.
Лицо Рулада вновь исказил спазм. Удинаасу показалось, что он понял причину. Разум Рулада удерживался тысячами связок, но безумие подступало все ближе. Не так давно он был всего лишь младшим неокропленным сыном благородного семейства, важно расхаживающим по деревне. Перед его взором медленно проходили воображаемые картины грядущей славы, фантазии, в которых он уверенно доказывал законность своих притязаний.
А теперь этот юнец сидит на троне эдур.
Правда, для этого ему пришлось умереть.
Внезапно свалившаяся слава все еще питала его, помогая облекать мысли в слова и сохранять царственную осанку, словно монаршее «мы» знакомо ему с рождения. Но он собою едва владел. Несовершенный фасад поддерживался цветистыми фразами из детских грез. Игра в убеждение, причем себя – не в меньшей степени, чем окружающих.
Удинаас был уверен, однако, что в голове Рулада бродили и другие мысли. Они подтачивали корни и, точно бледные черви, ползали по его омертвелой душе. Несмотря на все сияние золота, плоть под ним была искривлена и изрублена. Чтобы поддерживать фасад, все, что под ним, должно было покорежиться.
Раб бесстрастно отметил это, пока длился моментальный спазм Рулада. Его взгляд перешел на Майен, но она сохраняла непроницаемый вид, никак не обнаружив, что заметила внезапную перемену мужа.
На лице Ханнана Мосага мелькнул страх, быстро спрятанный под вежливым почтением.
Секунда размышлений, и Удинаас понял: Ханнану Мосагу нужен император в здравом уме. Даже вновь открывшееся могущество не могло заставить его преклонить колена перед сумасшедшим. Вероятно, бывший колдун-король также сознавал, что внутри Рулада идет борьба, и решил всячески поддерживать его разум.
Что станет делать Ханнан Мосаг, если битва будет проиграна и Рулад погрузится в пучину безумия?
Взгляд раба скользнул по мечу, который император держал в правой руке, точно скипетр, уперев острие в помост резного трона. Разгадка в этом мече, и Ханнан Мосаг знает о нем – и его создателе – гораздо больше, чем говорит. Хотя я тоже знаю. Сушеный, призрак, поселившийся в Удинаасе, уже кое-что нашептал. Меч дал Руладу власть над тенями. Духами тисте анди.
Сушеный каким-то образом не подчинился приказу Рулада, ознаменовал свою победу нарочито раскатистым смехом и теперь весело отплясывал в сознании раба, наблюдая за всем его глазами.
– Император, – произнес Ханнан Мосаг, как только Рулад взял себя в руки, – колдуны арапаи…
– Не должны сопротивляться, должны помогать.
– А нереки, которых забрали у купца?
– Иное дело. – В глазах Рулада мелькнуло сомнение. – Их не беспокоить. Оказать уважение.
– Безусловно. Их очаг и прилегающая территория освящены, – кивнул Ханнан Мосаг. – Но я не заметил там особой силы.
– Не обманывайся. Духи, которым они поклоняются, старейшие в мире. Мы не всегда видим, как они себя проявляют.
– Император, вы обладаете недоступным мне знанием.
– Да, Ханнан Мосаг. С нереками следует быть предельно осторожными. У меня нет ни малейшего желания вызвать пробуждение этих духов.
Бывший колдун-король нахмурился.
– Летерийские чародеи без труда подавили и даже уничтожили их силу. Иначе нереки не пали бы так быстро.
– То касалось смертных нереков, а не их богов. Мы уверены, что Эрес’аль тогда не пробудилась полностью, не встала на защиту тех, кто ей поклонялся.
– А теперь что-то изменилось?
– Да, – кивнул Рулад и поднял взгляд на Майен. – И началось все с благословения женщины, которая стала моей женой.
Она вздрогнула, отвела глаза.
Император пожал плечами.
– Что сделано, то сделано. Нужно ли беспокоиться? Нет. Пока нет. Или вообще нет. Однако осторожность не помешает.
Удинаас сдержал смех. Осторожность, рожденная из страха. Приятно сознавать, что император еще способен на такое чувство. Хотя я мог неверно оценить Рулада, и страх лежит в основе чудовища, в которое он превратился. Есть ли разница? Только если бы Удинаас решил забавы ради предсказывать будущее.
Стоит ли усилий?
– Ден-раты уже у Тюленьего залива, – продолжал Ханнан Мосаг. – Мерудам виден дым их костров.
– Сколько идут морем?
– Около восьми тысяч. На всех кораблях. Большинство, разумеется, воины. Остальные передвигаются сушей, первые группы уже на границе с соллантами.
– Продовольствие?
– Достаточно для похода.
– Сжигают все?
– Дотла, государь.
– Хорошо.
Удинаас видел, что Ханнан Мосаг не решается продолжить.
– Началось. Назад пути нет.
– Не беспокойся. Я уже отправил в пограничные области призраков. Пока что они наблюдают, но скоро перейдут на территорию Летера.
– Чародеи седы их обнаружат.
– В конце концов – да. Однако тени не станут вступать в бой. Я не желаю сейчас демонстрировать силу. Пусть противник будет уверен в победе.
Двое эдур продолжали обсуждать стратегию, а Удинаас, еще один призрак в полумраке, – слушал.
Трулл Сэнгар наблюдал, как отец с тщательным упорством возрождает в себе подобие веры, нанизывает слова. Произнесенные вслух, они тем не менее предназначались самому себе. Мать смотрела глазами старой, сломленной женщины. Пришла смерть, а ей на смену – чудовищное воскресение. Король низложен, на его место встал император. Мир накренился, и Трулл отрешенно, оцепенело наблюдал за безуспешными попытками примириться с реальностью, которые заканчивались усталым молчанием.
Все до единого присягнули новому императору. Брату и сыну, который умер, а теперь покрыт золотыми монетами. Глаза которого воспалены властью и подернуты незаживающим ужасом.
Фир отказался от невесты.
Рулад потребовал ее. Бесстыже потребовал…
