– Я везде тебя ищу.
– Зачем?
– Состояние императора…
Удинаас пожал плечами.
– Походная лихорадка, ничего страшного…
– Я не об этом, раб.
– Я тебе не раб, Халл Беддикт.
– Извини. Ты прав.
Удинаас подобрал очередной камешек, вытер налипшую с нижней стороны слизь и запустил его по поверхности воды. Оба молча сосчитали всплески, после чего Удинаас ответил:
– Я понимаю твое желание выделиться среди других летерийцев в стане чужой армии. Что с того – мы здесь все подневольные, и оттенки рабства уже не так важны как прежде.
– Ты верно говоришь, Удинаас, только никак не возьму в толк, к чему ты клонишь.
Бывший раб отер руки от каменной крошки.
– Кто может стать лучшим наставником для побежденных летерийцев, если не бывшие летерийские рабы эдур?
– Надеешься на новый статус для себя и других рабов?
– Кто знает. Иначе как тисте эдур смогут управлять? Полагаю, ты тоже не прочь включиться в реорганизацию, если тебе позволят.
Его собеседник кисло улыбнулся.
– Я, похоже, не пригодился, Удинаас.
– Воздай хвалу Страннику, он к тебе благосклонен.
– Меня не удивляет, что ты так думаешь.
– Любые планы возврата к прошлому – пустая трата времени. Все твои, все прежние поступки летерийцев – ошибки, опрометчивые решения – мертвы. Один ты этого не видишь. Что бы ты ни делал, это не снискало славы и не принесло ровным счетом ни-че-го.
– Но ведь император внимал моим советам.
– На этой войне? Когда это его устраивало – да. Ты что, рассчитываешь на ответную милость? – Удинаас повернулся и посмотрел Халлу в глаза. – А-а, вижу, что рассчитываешь!
– Я надеюсь на взаимность, Удинаас. Для тисте эдур это не пустое понятие, на ней основана вся их культура.
– Там, где одна сторона лелеет надежду, не может быть взаимности. Фр-р-р – и нет ее! Об этом я и толкую: мы могли бы многому научить побежденных летерийцев.
– Я связан кровной клятвой с Бинадасом. И ты смеешь обвинять меня в непонимании обычаев тисте эдур? Мне редко приходилось слышать такие упреки. Ты напоминаешь мне Сэрен Педак.
– Твоего проводника? Я видел ее в Трейте.
Халл подошел ближе.
– Во время сражения?
Удинаас кивнул.
– Ей здорово досталось, но она уцелела. Теперь у нее надежная охрана. Уверен, что она до сих пор жива.
– Кто же ее охраняет?
– Точно не знаю. Какие-то иноземцы. Один из них убил Рулада и его нареченных братьев. – Удинаас подобрал еще один камешек. – Ты только посмотри, Халл Беддикт, целая река золота течет прямо в заходящее солнце.
Он бросил камень, разрушив зеркальную идиллию. Через некоторое время поверхность воды вновь разгладилась.
– Ты сам видел, как их убили?
– Видел. Этот чужак – страшная сила.
– Пострашнее вернувшегося из мертвых Рулада?
Удинаас промолчал, отошел к самой кромке воды. Посмотрел на отмель с просвечивающим дном реки, где кишели мальки угрей.
– Ты соображаешь, какая нас ждет судьба, Халл Беддикт?
– Нет. А ты?
– Как озеро Дреш.
– Не понял.
– Неважно, проехали. Ну, мне пора возвращаться. Император проснулся.
Халл побрел за следом.
– Вот так, значит, проснулся, и все? А как ты узнал?
– Тени зашевелились. Рулад заставляет мир дрожать. Вернее, – поправился Удинаас, – малую часть мира. Но эта часть растет. В любом случае он переборол лихорадку. Пока еще слаб, но уже в ясном рассудке.
– Расскажи, – попросил Халл Беддикт на подступах к лагерю, – что ты знаешь о Пернатой Ведьме.
Удинаас скорчил недовольную мину.
– Зачем?
– Она перестала быть рабыней Майен. Прислуживает нынче лекарям. Это ты устроил?
– Распоряжение императора, Халл.
– И ты еще говоришь, что никак на него не влияешь? Мало кто в это теперь поверит.
– Мы нужны друг другу.
– Что ценного ты можешь предложить Руладу?
Дружбу.
– Я не лезу к нему с советами, не пытаюсь на него повлиять. Мне нечего ответить на твой вопрос.
Вернее, я просто не хочу.
– Ведьма делает вид, что терпеть тебя не может. Только я не верю.
– А я верю.
– Моя догадка – она в тебя втюрилась. Но ввиду дурацких запретов и предрассудков нашего народа, будет до конца отпираться. Сколько ты задолжал, Удинаас?
– Не я – мой отец. Семьсот двадцать два докса на тот день, когда меня обратили в рабство.
Халл остановил собеседника.
– Всего-то?
– Беддиктам легко говорить. Для большинства летерийцев это неподъемная сумма. Особенно если с процентами.
Удинаас двинулся дальше.
– Кто держатель долга?
– Один мелкий ростовщик из Летераса. А что?
– Как его зовут?
– Хальдо.
Подумав немного, Халл фыркнул.
– Тебя это забавляет?
– Еще как. Удинаас, мой брат Тегол владеет Хальдо с потрохами.
– Владел, может быть. Я слышал, что в наши дни Тегол больше ничем не владеет.
– Позволь мне рассказать небольшую историю о моем братце. Ему было лет десять от роду, когда долг семьи выкупил один зарвавшийся делец. Облюбовал собственность, которую решил у нас оттяпать, и неожиданно предъявил долг к погашению. Мы не могли заплатить все сразу. Разумеется, сквалыга был об этом прекрасно осведомлен. В семье думали, что во время кризиса Тегол, как и положено, каждый день ходил в школу и ни о чем не подозревал. Факты всплыли значительно позже. Оказалось, он втянул в долги своего школьного учителя. На небольшую сумму, но учителю ничего не оставалось, как прикрывать прогулы мальчишки, пока тот вовсю занимался бизнесом у канализационного стока в реку. Два нанятых работника-нерека фильтровали сточные воды. Сток выбрали в богатом районе и чего там только не находили! Например, драгоценности – кольца, серьги, жемчуг. Однажды им привалила настоящая удача: они выловили целое ожерелье, и у Тегола с нереками завелись деньжата.
– Они его продали?
– О нет. Они возвращали найденное в обмен на денежную награду. Вскоре неизвестное лицо полностью погасило долг нашей семьи, а чуть позже ростовщик сам пошел по миру, когда ему одновременно предъявили к оплате сразу несколько его собственных расписок.
