Королевский поборник пожал плечами.
Куру Кван кивнул.
– Тогда вот, выпейте.
– Кислое молоко мне не повредит, – сказал Брис, принимая кубок. Залпом его осушив, он поставил кубок на стол. – И когда?
– Что когда?
– Зелье подействует.
– Какое зелье? Идемте. Для путешествия нам понадобится седанс.
Брис вслед за старым чародеем вышел из палаты, бросив на пороге взгляд на кубок. На вкус смесь включала цитрус и прокисшее козье молоко; напиток уже начинал зловеще побулькивать в животе.
– Зачем же я это пил?
– Чтобы слегка подкрепиться, разумеется. Один из моих экспериментов. Надеялся, вам понравится, но, судя по бледному лицу, не тот случай.
– Боюсь, вы правы.
– Ну что ж, если напиток вам не по нраву, можете от него избавиться.
– Приятно слышать, седа.
Путешествие в глубины дворца обошлось без происшествий. Седа Куру Кван привел Бриса в громадную палату, где их ожидали плитки Обителей.
– Сегодня мы воспользуемся плиткой из Опор, королевский поборник. Дольмен.
Они поднялись по узкому помосту к центральной круглой платформе. Внизу в обе стороны протянулись массивные плитки.
Бурление в животе Бриса понемногу улеглось. Он был готов слушать седу.
– Что-то важно, что-то нет. Но все привлекает внимание смертного. Каждому из нас следует лелеять разум и тем самым обрести мудрость в сонме возможностей. Наш общий недостаток, Брис Беддикт, что мы безразличны к случайностям.
Старые истории, которые мы принесли из Первой империи, говорят о том же недостатке. Богатые порты в устьях рек заброшены – за три века их занесло илом из-за вырубки лесов и неправильных методов ирригации. Если вы доберетесь до развалин этих портов, вы увидите, что они в лиге или больше от нынешнего берега. Суша отступает. И все, что делаем мы, люди, значительно ускоряет процесс.
Это существенно? Отчасти соглашусь. Соглашусь, как приходится соглашаться со многим. Существуют естественные последовательности, которые, по мере своего проявления, свидетельствуют о невероятной древности. По меркам существования людей этот мир очень, очень стар.
Куру Кван протянул руку.
Брис посмотрел, куда показывал седа, и увидел плитку Дольмена. Раскрашенная гравюра изображала одинокий наклонный монолит, наполовину погребенный в безжизненной глине под бесцветным небом.
– Моря рождаются, чтобы однажды умереть, – сказал Куру Кван. – Но суша цепляется за свою память, и все, что происходило на ней, отпечатывается на ее лике. И наоборот, в самой глубине глубочайшего океана можно отыскать следы того времени, когда это место возвышалось над волнами. Это знание мы будем использовать, Брис.
– Нифадас нечетко описал мое задание, седа. Я, видимо, должен разбудить Маэля, известить Старшего бога, что им манипулируют. Но я не верующий, и тут нет ни одного летерийца, который сказал бы про себя иное. С чего бы Маэлю слушать меня?
– Понятия не имею, Брис. Придется импровизировать.
– А если этот бог пал окончательно и бесповоротно, превратился почти в бессмысленного зверя, что тогда?
Глаза Куру Кван за линзами поморгали, но он ничего не сказал.
Брис поежился.
– Если путешествие будет совершать только мой разум, каким я буду видеть себя? Я смогу держать оружие?
– Каким образом защищаться, зависит только от вас, финадд. Разумеется, я ожидаю, что вы будете видеть себя таким, как и сейчас. Вооруженным и защищенным. Все это в воображении, но это несущественно. Начнем?
– Хорошо.
Куру Кван сделал шаг вперед, ухватив одной рукой Бриса за перевязь меча. Резким, неожиданно мощным рывком он отправил финадда вперед, за край круглой платформы. Вскрикнув от испуга, Брис замахал руками и помчался к плитке Дольмена.
– Даже в благородных начинаниях случаются осечки.
Бугг с отсутствующим взглядом молча внимал Теголу.
– И потом, если подумать, это лишь мелкий недостаток. Я‑то сам вполне доволен. Честно. Твое разочарование вполне можно понять, а, позволю себе выразиться, несколько пошатнувшаяся уверенность в себе вызвана неверно понятым заданием. Попытка – не пытка, уверяю тебя. – В качестве доказательства Тегол медленно повернулся перед слугой. – Видишь? Штанины в самом деле одной длины. Я не буду мерзнуть даже в холодные ночи. Впрочем, у нас нет холодных ночей. Только душные, но что нам немного пота между… э-э… ног?
– Этот оттенок серого и этот желтый – худшее сочетание, что я когда-либо видел, хозяин, – сказал Бугг. – Меня тошнит, когда я смотрю на вас.
– А штаны-то при чем?
– Согласен, почти ни при чем. Меня беспокоят принципы.
– Тут не поспоришь. Теперь рассказывай о делах, и побыстрее. В полночь у меня свидание с мертвой женщиной.
– Степень вашего безрассудства, хозяин, не перестает меня поражать.
– Наш любимый ростовщик совершил самоубийство, как мы горестно предполагали?
– Без задоринки и сучка.
– Не считая того, на котором, полагаю, он и повесился?
– А потом ужасный пожар уничтожил дом.
– Известно, как отреагировал на все это финадд Герун Эберикт?
– Он совершенно подавлен, хозяин.
– Но не излишне подозрителен?
– Кто знает? Его люди провели расследование – в основном чтобы разыскать спрятанные деньги и как-то возместить потерю. Однако ничего не обнаружили.
– И не должны были. Пусть Эберикт смирится с потерей, хотя он и не потерял вовсе, а просто не сумел увеличить состояние. Его начальные вложения остались целехоньки. А теперь, Бугг, хватит болтать. Мне нужно подумать. – Тегол подтянул штаны и заметил, как скривился Бугг. – Худею, наверное.
Он пошел по крыше и за четыре шага добрался до края. Затем повернулся и оглядел Бугга.
– Что это на тебе надето?
– Сейчас очень модно среди строителей.
– Широкий кожаный пояс со множеством петелек и карманчиков?
Бугг кивнул.
– Вроде бы, – продолжал Тегол, – в этих петельках и карманчиках должны быть разные инструменты и приспособления. Все, что может потребоваться строителю.
– Ну, я‑то Глава компании. Я ими не пользуюсь.
– Но пояс носишь.
– Да, я хочу, чтобы ко мне относились серьезно, хозяин.
– Конечно, это важно. Полагаю, в списке расходов отражено?..
– Разумеется. И деревянная шляпа.
– Ты имеешь в виду такую красную штуку вроде чаши?
– Именно.
– Что же ты ее не надел?
