Сэрен Педак отвернулась от играющих детей и пошла к Халлу, который сидел на скамье-бревне. Мужчины упорны в своей замкнутости, но с нее довольно.
– Нереки умрут с голоду, если ты ничего не сделаешь.
Он даже не показал, что слышит ее.
– Прекрасно! Подумаешь, еще несколько мертвых нереков на твоем счету…
Она ждала вспышки гнева. Она хотела ранить его – только чтобы убедиться, что в нем еще осталась кровь. Но на ее жестокие слова Халл лишь поднял глаза и ласково улыбнулся.
– Сэрен Педак, нереки ждут от тисте эдур признания, как ждем и мы – хотя летерийцы вовсе не так чувствительны к моральному ущербу, который нам хотят нанести эдур. Мы ведь толстокожие…
– Из-за нашей зацикленности на так называемой непогрешимой судьбе, – ответила она. – И что с того?
– Я всегда думал, – сказал Халл уже без улыбки, – что прочность нашей… брони – всего лишь иллюзия. Что хвастовство и чванливая надменность прикрывают глубокую неуверенность. Что мы живем в нескончаемом кризисе, поскольку приписываемая самим себе судьба носит тысячу масок – и ни одна из них толком не подходит.
– Как же так, Халл Беддикт, они ведь изготовлены по образу идеала?
Он пожал плечами, опустил взгляд и принялся изучать руки.
– Во многом наша броня действительно прочна. Непроницаема для нюансов, непробиваема для тонкостей. Именно поэтому мы всегда подозрительно относимся к тонкостям, особенно у посторонних, чужаков.
– Мы, летерийцы, и сами играем в игры обмана, – сказала Сэрен. – Ты рисуешь нас тупыми болванами…
– Такие мы и есть, – ответил Халл. – Да, мы хорошо представляем свои цели. Но не замечаем, что каждый наш шаг к цели где-то кого-то уничтожает.
– Даже кого-то из нас.
– Именно так. – Он встал, и Сэрен Педак снова поразилась, какой он крупный. – Я постараюсь облегчить участь нереков. Однако ответа нужно ждать от тисте эдур.
– Очень хорошо. – Она отступила на шаг и отвернулась. Дети играли среди потерянных теней. Донеслись шаги – мягкое поскрипывание мокасин по кускам коры затихало.
Очень хорошо.
Она пошла в деревню, по главной улице, через мост, ведущий в открытые ворота во внутренний двор, где стояли жилища благородных хиротов. Сразу за ними виднелся большой дом Ханнана Мосага. Сэрен Педак остановилась на площади сразу за частоколом. Детей здесь видно не было, только рабы занимались своими делами и полдюжины воинов эдур фехтовали разным оружием. Никто не смотрел на аквитора, по крайней мере, в открытую, хотя она была уверена, что ее появление не осталось без должного внимания.
Мимо прошли два раба-летерийца с большой сеткой моллюсков. Сэрен подошла к ним.
– Я хотела бы поговорить с матроной эдур.
– Вот она идет, – ответил раб, не оборачиваясь.
Сэрен повернулась.
К ней шла женщина эдур с двумя сопровождающими. Выглядела она молодо, но точно определить ее возраст не было возможности. Привлекательная, что, впрочем, не редкость. На ней было длинное шерстяное платье темно-синего цвета, отделанное парчой золотыми узорами на манжетах.
– Аквитор, – сказала она на языке эдур. – Вы потерялись?
– Нет, миледи. Я хотела бы поговорить с вами от имени нереков.
Тонкие брови поднялись на сердцевидном лице.
– Со мной?
– С эдур, – ответила Сэрен.
– И что же вы хотели сказать?
– Пока тисте эдур не приветствуют официально нереков, те будут голодать и мучиться. Я хотела бы попросить проявить к ним милосердие.
– Наверняка тут просто какой-то недосмотр, аквитор. Ведь ваша аудиенция у колдуна-короля назначена уже на этот вечер?
– Да. Но нет гарантии, что нас объявят гостями.
– Вы хотите особого режима?
– Не для себя. Для нереков.
Женщина какое-то время внимательно смотрела на Сэрен, потом спросила:
– А скажите мне, пожалуйста, что это за нереки такие?
Сэрен не сразу сумела взять себя в руки. Поразительная неосведомленность!.. Впрочем, поразительная, но не такая уж удивительная – она сама себе напредставляла лишнего. Похоже, летерийцы вовсе не уникальны в зацикленности на себе. Или, в данном случае, в надменности.
– Прошу прощения, миледи…
– Меня зовут Майен.
– Прошу прощения, Майен. Нереки – слуги Бурука Бледного. По положению – как ваши рабы. Они из племени, ассимилированного когда-то Летером, и теперь работают, чтобы оплатить долг.
– Присоединившись к Летеру, они остались должны?
Сэрен прищурилась.
– Не совсем так, Майен. Там были… особые обстоятельства.
– Да, разумеется. Они часто возникают. – Женщина приложила палец к губам и, похоже, приняла решение. – Ведите меня к этим нерекам, аквитор.
– Простите… Сейчас?
– Да, чем быстрее они воспрянут духом, тем лучше. Или я чего-то не поняла?
– Все так.
– Если, конечно, благословения любого эдур будет достаточно для ваших несчастных дикарей. И не вижу, как это может повлиять на дела колдуна-короля с вами. – Она повернулась к своей летерийской рабыне. – Пернатая Ведьма, пожалуйста, сообщи Урут Сэнгар, что я ненадолго задержусь.
Девушка, названная Пернатой Ведьмой, поклонилась и поспешила к большому дому. Сэрен проводила ее взглядом.
– Майен, если позволите спросить, кто дал ей такое имя?
– Пернатая Ведьма? Оно ведь летерийское? Те летери, которые родились у нас в рабстве, получили имена от своих матерей. Или бабушек, не знаю, как у вас принято. Я даже особо не задумывалась. А что?
Сэрен пожала плечами.
– Древнее имя. Я его слышала всего несколько раз – и только в сказаниях.
– Аквитор, мы идем?
Удинаас сидел на низеньком табурете у дверей и чистил вяленую рыбу. Руки намокли, покраснели и потрескались от соли, в которой хранилась рыба. Он видел, как появилась аквитор, как прошла Майен, а теперь подошла Пернатая Ведьма с озабоченным лицом.
– Эй, должник, – рявкнула она, – Урут в доме?
– Да, но подожди.
– Почему это?
– Она говорит с благородными вдовами. Да, они давно там сидят, и нет – не знаю, о чем они говорят.
– Думаешь, я собиралась тебя спрашивать?
– Как твои сны, Пернатая Ведьма?
Она побледнела и огляделась, словно хотела найти другое место. Однако начал накрапывать дождик, а под навесом крыши большого дома было сухо.
– Ты ничего не знаешь о моих снах, должник.
– Да разве? В них ты приходишь ко мне каждую ночь. Мы с тобой разговариваем. Спорим. Ты требуешь от меня ответов. А потом убегаешь.
