Она не смотрела ему в глаза.
– Ты не можешь быть там. У меня в голове. Ты для меня никто.
– Мы падшие, Пернатая Ведьма. Я, ты, призраки. Все мы. Мы пыль, которая вьется у лодыжек завоевателей, шагающих к славе. Со временем мы можем подняться и задушить их, но это какая-то мелкая месть, правда?
– Ты изменился, Удинаас. Я уже не знаю, кто говорит твоими устами.
Он посмотрел на заляпанные чешуей руки.
– Как мне ответить? Что я не изменился? Вряд ли. Но разве это значит, что изменившийся – не я? Ради тебя я сражался с Белым Вороном, Пернатая Ведьма. Я вырвал тебя из его хватки, а ты только клянешь меня.
– Думаешь, я рада, что обязана тебе жизнью?
Он грустно улыбнулся и поднял глаза на Пернатую Ведьму; она смотрела на него, но тут же отвела взгляд.
– А, понимаю, ты оказалась… в долгу. Передо мной.
– Неправда, – прошипела она. – Меня спасла Урут. Ты ничего не сделал, только выставил себя дураком.
– Она опоздала, Пернатая Ведьма. А ты упорно называешь меня должником. Как будто, если часто повторять…
– Замолчи! Не хочу иметь с тобой дела!
– Тебе некуда деваться, хотя если заорешь еще громче, наши головы будут торчать на пиках за стеной. Чего хочет аквитор от Майен?
Пернатая Ведьма помедлила.
– Приветствия нерекам. Они умирают.
Удинаас покачал головой.
– Такой дар должен подносить колдун-король.
– Думай что хочешь, но Майен решила все сделать сама.
Удинаас вытаращил глаза.
– Серьезно? Она с ума сошла?
– Тихо, дурак! – Пернатая Ведьма отшатнулась. – У нее голова забита предстоящим браком. Она готовится в королевы и становится невыносимой. А теперь она благословит нереков…
– Благословит?!
– Да, так она сказала. По-моему, даже аквитор изумилась.
– Аквитор – Сэрен Педак?
Пернатая Ведьма кивнула.
Они помолчали, потом Удинаас сказал:
– И что, по-твоему, даст такое благословение?
– Может быть, ничего. Нереки – пропащий народ. Их боги мертвы, дух предков утерян. Только призрак-другой могут прижиться на новоосвященной земле…
– Благословение эдур способно освятить землю?
– Возможно. Не знаю. Могут возникнуть связи. Связи судеб, в зависимости от чистоты родословной Майен, от всего, что ждет ее в жизни, и от того… – Пернатая Ведьма махнула рукой и захлопнула рот.
От того, девственница ли она. На как можно сомневаться? Она не замужем, а эдур строго блюдут такие правила.
– Мы с тобой об этом не говорили, – твердо произнес Удинаас. – Я только сказал, что тебе надо подождать, как положено. Не тебе судить, срочное ли сообщение Майен. Мы рабы, Пернатая Ведьма. Мы не принимаем решений и не думаем об эдур и их обычаях.
Она, наконец, взглянула на него.
– Да… Ханнан Мосаг встречается сегодня с летери.
– Знаю.
– Бурук Бледный. Сэрен Педак. Халл Беддикт.
Удинаас печально улыбнулся.
– Если бы ты захотела, к чьим ногам бросила бы плитки?
– Из этих трех? Странник его знает, Удинаас. – Словно почувствовав, что смягчается, она нахмурилась и выпрямилась. – Постою тут. Подожду.
– Ты собираешься метать плитки сегодня ночью?
Она коротко кивнула, подтверждая, а потом отошла на угол большого дома, почти под струйки усилившегося дождя.
Удинаас вновь взялся чистить рыбу, обдумывая собственные слова. Падшие. Кто следит за нашими шагами, интересно? Мы забыты, заброшены и незаметны. Никто не выбирает специально неправильный путь. Падшие. Почему мое сердце плачет о них? Нет, не о них, о нас, ведь я, несомненно, среди них. Рабы, крепостные, безымянные крестьяне и ремесленники, размытые лица в толпе – пятно в памяти, шарканье ног в закоулках истории.
Можно ли остановиться, повернуть и пронзить взглядом тьму? И увидеть падших? Можно ли вообще их увидеть? И если можно – какие чувства тогда родятся?
По его щекам текли слезы и капали на растертые руки. Он знал ответ, острый и глубокий, и ответ был… узнавание.
Халл Беддикт подошел к Сэрен Педак, когда Майен ушла. В стороне нереки разговаривали на своем языке, торопливо и недоверчиво.
– Ей не следовало это делать, – сказал Халл.
– Да, – согласилась Сэрен, – не следовало. Я вообще не поняла, что сейчас произошло.
– Она не объявила их гостями, Сэрен. Она благословила их появление.
Аквитор посмотрела на нереков; их возбужденные, покрасневшие лица ее расстроили.
– О чем они говорят?
– Это старый диалект, я разбираю лишь отдельные слова.
– Я и не знала, что у нереков два языка.
– Они упоминаются в хрониках Первой высадки, – сказал Халл. – Это местный народ, их территория занимала весь юг. Нереки наблюдали появление первых кораблей. Нереки приветствовали первых летери, высадившихся на континенте. Нереки-торговцы научили колонистов, как выжить на этой земле, дали лекарство от лихорадки. Они жили здесь долгое, долгое время. Два языка? Странно, что не тысяча.
– Ладно, – не сразу ответила Сэрен Педак, – по крайней мере, они приободрились. Поедят, будут слушаться Бурука…
– Я ощущаю в них новый страх – не парализующий, но вызывающий беспокойные мысли. Похоже, они и сами не понимают до конца, что значит для них это благословение.
– Ведь эта земля была не их?
– Понятия не имею. Эдур, конечно, заявляют, что были тут всегда, с тех пор как лед отступил с земли.
– Ах да, я и забыла. Странные мифы о сотворении: ящерицы, драконы и лед, предательство бога-короля…
Она заметила, что Халл странно на нее смотрит.
– В чем дело?
– Откуда ты все знаешь? Мне Бинадас Сэнгар рассказал это только через много лет – как дар, скрепляющий нашу дружбу.
Сэрен моргнула.
– Где-то слышала… – Она пожала плечами и вытерла с лица капли дождя. – У всех есть свои мифы о творении. Либо выдумки, либо воспоминания, совершенно перепутанные и набитые магией и чудесами.
– Ты на удивление пренебрежительна, аквитор.
– А во что верят нереки?
– В то, что их родила одна мать – бессчетное множество поколений назад; она похитила огонь и путешествовала по времени, пытаясь найти что-то, что ей нужно – хотя и сама не знала, что именно. Однажды в путешествии она приняла священное семя и родила девочку. Внешне эта девочка почти ничем не отличалась от матери, ведь святость была сокрыта, спрятана она и по сей день. Спрятана среди нереков, которые произошли от этой девочки.