– В дом Тегола Беддикта.
– Погоди, – возразил Тегол. – Я не смогу обеспечить…
– Я их быстро потрачу, – заверила Шурк.
– Ладно, хотя меня это не радует. Подозрения начнут расти, как…
– Прекратите пялиться на перила, хозяин.
– Странников сон!.. Идем отсюда.
Гроза прошла. Вода текла по улицам, но люди уже снова выходили из домов. Начинало темнеть. Шурк Элаль остановилась на нижней ступеньке лестницы «Храма».
– Я приду к тебе на крышу, Тегол Беддикт. В полночь.
– А как же Ублала Панг?
– Я передумала.
– Ублала Панг выжил на Утопалках. Он прошел по дну канала. У вас много общего, если подумать.
– И он солидно оснащен, – добавил Бугг.
Тегол скривился.
– Приведи его на крышу ночью, – сказала Шурк.
– Вы сговорились сделать меня несчастным, да? Уходите с глаз моих, оба. Я прогуляюсь. Бугг, когда вернешься домой, приберись. Шанд наверняка скоро явится буянить. Скажи ей, меня не будет до завтра. Очень важное дело…
– Какое важное дело?
– Не знаю. Придумаю что-нибудь. Как продвигается работа по фундаменту?
– Копаемся.
– Так разберись.
– Вы не поняли, хозяин. Все идет по расписанию.
– Все я понял, я просто злюсь. И пойду искать более разумных собеседников. – Он повернулся сказать последнее слово Шурк, но той уже не было. – Проклятая воровка. Ступай, Бугг. Погоди, что на ужин?
– Листья банана.
– После рыбы?
– Разумеется, нет, хозяин.
– А после чего?
– Что в них было завернуто, определить невозможно. И, пожалуй, это к лучшему.
– Боги, как мы выживаем?
– Хороший вопрос, хозяин. Действительно непостижимо.
Тегол какое-то время смотрел на слугу, потом жестом отпустил его.
Бугг повернул направо, так что Тегол пошел налево. Потеплевший воздух все же был свежим после дождя. Мокрые собаки рылись в мусоре, скопившемся в лужах. Коты гонялись за тараканами, выползшими из стоков. Нищий нашел кусочек мыла и стоял голый под потоком воды из треснувшего водосточного желоба, намыливаясь и напевая жалобную песенку, популярную сто лет назад. Жители воспользовались неожиданным ливнем и освобождали ночные горшки из окон, чтобы не тащиться несколько десятков шагов до ближайшей общественной свалки. Отходы жизнедеятельности плавали в лужах, а потоки несли по канавам облепленные мухами островки, которые слипались в жужжащие плоты, сочащиеся желто-коричневой жижей.
Прекрасный вечер в городе Летерасе, решил Тегол и осторожно принюхался, прежде чем глубоко вдохнуть и с удовольствием выдохнуть. Он добрался по улице до канала Квилласа и пошел в сторону реки. Справа торчал лес мачт рыболовных лодок, пришвартованных на время бури. Брезент снимали, экипажи торопливо работали черпаками – чтобы успеть выбраться на открытую воду, пока не угас дневной свет. На пристани полдюжины городских гвардейцев пытались выловить в мутной воде труп, а толпа зевак подавала советы солдатам с баграми. В небе кружили чайки.
Тегол миновал старый дворец и, свернув в переулок, прошел запутанным путем до башен. Одна башня явно отличалась строением от других – она была не круглой, а квадратной. Странные треугольные окна заросли дикой лозой. Почерневшая деревянная дверь пряталась в тени. Тегол не мог понять, как такая дверь могла сохраниться – обычное дерево рассыпалось бы в прах столетия назад.
Во дворе никого не было видно.
– Кубышка! Детка, ты здесь?
Неопрятная фигурка появилась из-за дерева.
Тегол с уважением произнес:
– Классный фокус, девочка.
Она подошла к нему.
– Тут ходит художник – рисовать башню. Он и меня хочет нарисовать, но я прячусь за деревьями. А он сердится. Ты – тот человек, который спит на крыше своего дома. Очень многие пытаются за тобой шпионить.
– Да, я знаю. Шурк говорила, что ты, э-э… занимаешься ими.
– Она сказала, что ты сможешь выяснить, кто я.
Тегол смотрел на девочку.
– Ты часто в последнее время видишь Шурк?
– Только раз. Ее всю починили. Я еле узнала.
– Мы и тебе можем такое устроить, если захочешь.
Неряшливое, испачканное землей личико сердито сморщилось.
– Зачем?
– Зачем? Чтобы ты была не так заметна. Разве не приятно тебе было бы выглядеть как Шурк сейчас?
– Приятно?
– Ну хотя бы подумаешь об этом?
– Ладно. Ты вроде бы добрый. И вроде бы мне нравишься. Мне многие не нравятся, но ты нравишься. Можно, я буду звать тебя папой? Шурк – моя мама. Не по-настоящему, но я так ее зову. А еще я хочу братьев и сестер. – Девочка помолчала и спросила: – Ты поможешь мне?
– Постараюсь, Кубышка. Шурк сказала, что башня разговаривает с тобой.
– Не словами. Мыслями. Чувствами. Она боится. В земле есть кто-то, кто хочет помочь. Когда он выберется, он нам поможет. Он мой дядя. А плохие меня пугают.
– Плохие? Кто? Они тоже в земле?
Девочка кивнула.
– Они могут выбраться из земли раньше, чем твой дядя?
– Если смогут, они нас всех уничтожат. Меня, дядю и башню. Они так сказали. И тогда освободятся остальные.
– А остальные тоже плохие?
Девочка пожала плечами.
– Они почти не говорят. Только одна. Она сказала, что сделает меня императрицей. Я хочу быть императрицей.
– Ну, я бы ей не слишком доверял. Такие обещания слишком подозрительны.
– Шурк тоже так говорит. Но у нее такой милый голос. Она хочет дать мне много угощений и подарков.
– Будь осторожна, девочка.
– Тебе снятся драконы, папа?
– Драконы?
Кубышка повернулась.
– Темнеет, – бросила она через плечо. – Мне нужно убить кого-нибудь… может, этого художника…
Турудал Бризад, консорт королевы Джаналл, стоял, опираясь на стену, пока Брис Беддикт отрабатывал с учениками последние упражнения на контратаку.
Зрители часто посещали тренировки гвардейцев короля, хотя присутствию Турудала Брис немного удивился – обычно приходили люди, которых интересовало обращение с оружием. Консорт был известен своей ленью – привилегией, которая в дни дедушки Бриса была совершенно неприемлемой для молодых здоровых летерийцев. В семнадцать юноша в обязательном порядке отправлялся на четырехлетнюю военную службу. В те дни внешних угроз было предостаточно. Синецветье на севере, вольные города-государства на архипелаге в Драконийском море и различные племена на восточных равнинах давили на Летер, натравливаемые на пограничные заставы очередным захватническим режимом далекого Коланса.
