– Здесь есть другой выход? – Останавливаясь внизу, поворачиваюсь подруге.
– Да, конечно, – кивает она.
– Где он?
– На парковке внизу…
– Зайди в лифт и спускайся туда, я приеду. Поняла?
– Зачем?
– Николас любил за мной следить, думаю, этим грешит и Райли. Если ты хочешь…
– Я поняла. Нет, пока я не готова его видеть, – перебивает меня Сара, разворачиваясь, идёт обратно к лифту.
Уже хорошо. Быстрым шагом дохожу до машины и запрыгиваю в неё, выезжая с парковки и объезжая здание, чтобы взять карточку для оплаты и съехать на нижний этаж. Нахожу подругу, стоящую возле лифта, и останавливаюсь. Она быстро запрыгивает ко мне в машину. Даю по газам. Надо успеть всё сделать за десять минут, тогда платить не придётся. И это получается. Мы свободно выезжаем на дорогу, и я постоянно поглядываю в зеркало заднего вида. Ничего необычного. Надеюсь, что мне удалось оторваться от возможной слежки, и никто не узнает, что Сара живёт у меня. Теперь я понимаю для чего нам время. Оно успокаивает нервы, оно помогает прокрутить болезненные сцены внутри и принять их по-разному. Оно необходимо для любви. Только благодаря времени любовь проверяется на прочность.
– Никому не открывай, поняла? Чувствуй себя, как дома. Поспи, посмотри телек, прими ванну. Что хочешь делай, но никому не открывай. Я на работу, потом заеду и куплю что-то нам на ужин, – напоследок наставляя, закрываю дверь в свою квартиру.
И ведь я тоже обманываю, собираюсь влезть в их отношения, на что не имею права. Но иногда друзья должны это делать. Я и делаю. Теперь могу позволить себе злиться, вспоминая синяк Сары, её глаза и страх в них. И ведь этот страх не от силы мужчины, а от невозможности вернуть время. Страх потерять мужчину, которого она любит. Это ужасает больше всего. Почему мы, женщины, прощаем всё? Мы прощаем боль, предательство, обман? Почему же? Неужели, любовь туманит настолько разум, унижая нас так глубоко, обращая в полное посмешище? Вот это стыдно. Что ты понимаешь всё, буквально всё, но продолжаешь думать о том, кто делает это с тобой. Если я себе не могу помочь в отношениях с Николасом, то могу это сделать для других.
– Добрый день, мне нужен Райли Вуд, – чётко произношу я, останавливаясь у регистрационной стойки. Девушка поднимает голову и кивает, без слов берёт телефон, набирая номер, видимо, для проверки разрешения на моё присутствие.
– Мишель Пейн, – опережаю её вопрос, потому что через несколько секунд она называет моё имя и кладёт трубку.
– Ваши документы для пропуска.
– Вот, – кладу права, а сама постукиваю пальцами по стойке.
Состояние какое-то странное. Словно я сижу на пороховой бочке, и она вот-вот взорвётся. Взорвётся необратимо, ведь фитиль уже подожжён.
Мне передают карточку, и я, быстрым шагом направляясь к пропускному пункту, прикладываю её к кружку. Вижу перед глазами только лицо подруги, её слёзы, и чувствую всё так, словно это меня ударили. Словно я сейчас плачу, и продолжаю любить. Под конец поездки в лифте меня уже нещадно трясёт, как будто внутри меня ледяная буря встречается с огненной. Слова Сары крутятся в голове. Три года. Три года чёртовых отношений и это оборвалось из-за меня.
– Мне нужен Райли, – голос понижен и другой бы человек различил в нём лютую злобу, которая бушует во мне. А блондинке всё равно, она указывает на противоположный кабинет от того, где была я.
– Николас… – имя само срывается с губ. Смотрю на закрытую дверь, забываю обо всём, и внутри всё переворачивается.
– Мистера Холда сейчас нет. Мистер Вуд вас уже ожидает, мисс Пейн, – обращается ко мне девушка.
Это хорошо, что его нет. Потому что не смогу сейчас разорваться на свои отношения… могу сорваться… могу снова всё испортить… могу поддаться ему, ведь сейчас я слаба. Внутри слаба.
Останавливаюсь на секунду перед дверью, позволяя огню добраться до моего разума, пропустить искру. Раскрываю глаза и берусь за ручку двери, резко открывая её и захлопывая.
– Мишель…
Поднимая голову, смотрю на мужчину, которого не узнаю. Помятый. Так можно сказать и о его лице, и об одежде. Словно прибитый смотрит на меня с печалью, а мне так больно за мою подругу. За себя. И, наверное, я бы увидела больше, чем сейчас, если бы не дала в одну секунду волю своим чувствам.
Три шага, и рука, замахиваясь в воздухе, сжимается в кулак. Глухой удар по его скуле и костяшки пальцев отдаются горячительной болью.
– Блять! – Шипя, трясу рукой. Безумно больно. Так я ещё не била.
Райли не ожидал от меня такого приветствия, но адреналин не остановить. Он уже взбурлил и не даёт остановиться.
– Ещё один шаг к ней, урод, и я убью тебя, – угрожаю, выливая всю ярость и боль подруги в обескураженное лицо Райли. Держится за скуку, до сих пор не отойдя от шока.
– Нравится тебе, когда бьют, не так ли? Так вот, в следующий раз найди себе соперника равного себе! А бить женщину может только трус и ублюдок! Три года! Мать твою, три года она отдала тебе! Неужели, женщина стоит ниже, чем твоя любовь к нему? Ты же не гей! Ты должен обожать её… должен был. А ты просрал всё, урод. Как ты смел, так поступить с ней? Как ты смеешь, вообще, влезать в чужую жизнь? Кто ты такой? Кем ты возомнил себя, Райли?! Посмей только тронуть её, поверь, я отдам последний цент за возможность посадить тебя. Шестнадцать лет и преступление, уголовно наказуемое деяние за развращение несовершеннолетней. Вот тогда ты узнаешь, что такое сила, – выплёскивается из меня всё, что накопилось. Мешается и по новой. Не могу остановиться.
– Мишель…
– Нет! Я сказала, нет! – Перебивая его, выставляю палец вперёд. И пусть рука трясётся, но иначе сейчас меня разорвёт. Я должна это сказать, должна хоть я защитить Сару. – У тебя нет ни одного ценного оправдания. Ты использовал её, как грушу. За что? Не можешь контролировать себя? Иди лечись! Это не я калечу судьбы, это ты… ты заставил меня полюбить его! Ты заставил Сару полюбить тебя, и не позволил сказать мне об этом! Это всё твоя вина! Пусть она сожрёт тебя до говна, из которого ты состоишь. Ты не имел права! Надеюсь, ты сможешь с этим жить, Райли. Потому что жить ты будешь, и узнаешь, каково это – умереть внутри из-за того, что ты не смог предотвратить и сделать. Ещё раз подойди к ней. Это не любовь, Райли. Это издевательство над тем, кто тебя действительно возвёл в небожители. А ты этого недостоин, ты не мужчина, а низшее существо на этой планете. Бить женщин по лицу может только слабый человек. Я разочаровалась в тебе, Райли. Разочаровалась, вообще, в любви… такие, как вы, только убивают это чувство, пачкают само слово, а смысла не знаете. Я предупредила тебя, не смей к ней приближаться, – смеряю его взглядом, наполненным отвращением. Но вот к кому это отвращение: к нему, к себе, к своей любви и своим решениям? Не знаю, но ком горечи застревает в горле.
Разворачиваясь, выхожу из кабинета и громко хлопаю дверью, выплеснув последнюю энергию из себя. И меня не волнует, что он не ответил мне, не начал уверять, что это случайность. Не волнует ни его вид, ни его потухшие и наполненные болью глаза. Сожаление. В наших жизнях это слово обрело слишком много власти. Мы сожалеем теперь обо всём. Я не могу позволить себе сделать шаг к Николасу, потому что он сам этого не хочет. Сама в себе разобраться не могу, мечусь то в одну сторону, то в другую. А теперь ещё Сара и Райли.
