Всё пережитое ранее накрывает меня сильнейшей волной, и я сжимаю голову руками, пытаясь принять реальность, но это так сложно. Так сложно поверить в неё, лучше было бы это кошмаром.
– Прости меня, крошка…
– Он мёртв? – Перебиваю я Ника, открывая глаза, смотрю, как его плечи опускаются, и он шумно вздыхает.
– Как бы я хотел этого, но нет. Перелом челюсти, носа, сотрясение, но он жив. И будет продолжать жить, только в тюрьме. Я сделаю всё возможное, чтобы он там сгнил, – с ненавистью отвечает он.
– О, господи, – выдыхаю я, упираясь затылком в подголовник, и кривлюсь от неприятной боли в затылке. Моя рука тянется туда, и я нащупываю шишку.
– Я…я не умею оправдываться, не умею извиняться. Не знаю, как сказать тебе, насколько мне жаль, что я причинил тебе боль. Но когда Райли сказал мне, что видел похожую девушку… тебя, то… пока мы нашли по видеозаписям комнату, пока я дошёл туда. Я больше ничего не видел, даже не слышал. Все комнаты звукоизолированы, чтобы не мешать другим. А потом… я просто не знаю, хотел убить его, когда увидел тебя. И я бил, бил сильно и не видел тебя. До меня донеслось только твоё стоп-слово. И тогда я понял, что ты напугана, что ты испытала максимум страха. Я был в шоке, Мишель. Я не ожидал тебя там увидеть, не ожидал ничего из того, что произошло. Я хотел признаться…
– Вряд ли ты бы это сделал, – качаю я головой, перебивая его вновь.
– Не знаю, что я бы сделал. Не знаю, но получилось так, как получилось. И я предлагаю тебе поговорить. Нам надо обсудить это, я должен обсудить это с тобой, – говорит он, поднимаясь со стула и наливая мне из бутылки воду в стакан.
– Выпей, – он протягивает мне бокал и блистер с таблетками, натянуто улыбаясь. – Обезболивающее, если у тебя болит голова.
– У тебя есть таблетка от боли в сердце? – Спрашиваю я, и он качает головой.
– Нет, такой нет. Но выпей, пожалуйста, выпей, у тебя голос сел от крика и…и от моих действий, – он пытается взять мою руку, но я придвигаю её к себе.
Ник замечает это действие, и я бы всё отдала, чтобы вернуть прошлое и изменить. Но реальность такова, что я не могу дотронуться до него, и позволить ему прикоснуться к себе.
Беру бокал чуть повыше его пальцев и делаю большой глоток, чувствуя, как прохладная вода расслабляет связки. Ведь даже не услышала свой голос, настолько была поглощена воспоминаниями ужаса.
Ник садится обратно на стул и ждёт, пока я допью воду.
– Я хочу знать, как так вышло, что ты там самый главный, что ты Мастер? – Задаю я вопрос, на который сама боюсь слышать ответ, но я должна знать.
– Я говорил тебе… упоминал, что у меня были деньги не только от продажи наркотиков, но и от другого дела. Началось всё, когда я переехал в Торонто. Было сложно искать людей, которые предпочитают то же самое, что и я. Но я нашёл клуб, скорее бордель, где можно было купить девушку для такого вида секса. Я знал мало, а мне хотелось больше. Многие девушки рассказывали, что мужчины, предпочитающие тему, не умеют останавливаться, иногда причиняют вред своим партнёршам, а я только учился. Я слышал это часто по мере своего путешествия по этому миру, и меня злило, что неопытные доминанты так уродуют девушек. Вначале я снял помещение, где решил давать курсы для начинающих. Сам, при этом практикуя всё больше и больше разновидностей боли, изучая девайсы, закупая их. Дальше всё пошло быстро, и я уже стал владельцем небольшого дома, где встречались люди, знакомились и наслаждались друг другом. Мы проводили открытые занятия, учили друг друга. Это стало популярным среди мужчин и женщин, многие хотели участвовать, так я начал зарабатывать на этом. Дело развивалось в геометрической прогрессии, и к двадцати трём годам я имел уже особняк, ставший популярным. Я ездил по миру, собирая людей в такие тематические сообщества, знакомясь с группами и предлагая им сделать то, что я открыл в Торонто. За год получилось организовать около двадцати клубов и требовалось ещё. Я получал письма, так и пошло дальше. И теперь… в каждом крупном городе существует «Дом наслаждения», которым заправляет Мастер. У нас, у каждого есть татуировки, чтобы люди, только входящие в тему, могли знать, что есть другие и есть места, где они могут быть самими собой. Сейчас это целая сеть, приносящая миллионы от членства там. Это элита среди тематиков, это наслаждения для богатых. Везде есть камеры и врачи, учителя и практикующие, курсы и открытые уроки. И я провожу такие, но уже как два года крайне редко. Только в особых случаях, – Ник замолкает, беря бутылочку, и делает глоток из неё.
– Но то, что я видела, это не было уроком, – утвердительно говорю я, и он кивает.
– Не было. Это была мера пресечения любого скандала, это была необходимость.
– Не верю, ты снова лжёшь, – кривлюсь я.
– Я…
– Я видела, как ты улыбался, после того, как Лесли отключилась. Я видела, как ты наслаждался её болью. Я видела это и не верю тебе, – продолжаю я.
– Да, я улыбался. Но не потому, что мне было хорошо. А потому что понял в тот момент, что я не получил того, что раньше. Все действия были отрепетированы годами практики, это было на автомате. Но никакого наслаждения и даже радости не испытал. И я улыбнулся этому, желая только уйти и поехать к тебе, где бы ты ни была. Но ехать далеко не пришлось, – он грустно усмехается, крутя бутылку в руках.
Не знаю, что сказать ему. В голове до сих пор не укладывается вся информация. Разум просто отвергает её, не давая даже мыслить разумно. Хочется только уйти. Уйти из этой жизни и забыть о ней. Но я смотрю на мужчину, ставшим лучшим и худшим сном в моей жизни, и не могу даже двинуться.
– Лесли… я приказал ей обдумать своё решение: или она работает на меня и держит язык за зубами, или же она уходит. Она согласилась и вот, что вышло. Я поехал туда, когда ты была здесь. Я только желал поскорее закончить с этим, чтобы вернуться. И тогда на пароме, решил, что отменю всё, передам другому человеку, который покажет это. Но… я говорил, что ревность для меня самый ужасный советчик. Когда мне доложили, что ты поехала к Марку, то меня захлестнул гнев, возможно, обида, возможно, твои слова. И я решил, что, наверное, так лучше для тебя. Марк – идеальный мужчина для такой как ты. Добрый, отзывчивый, без моего прошлого. Без всего, что может причинить тебе боль. А я…я признаю, что с тобой мои действия нельзя назвать разумными. Но я не могу изменить их, не могу просить тебя принять это.
– А что ты можешь? Обманывать? Скрывать самое главное в себе? – Спрашиваю я, всматриваясь в мрачное лицо, и понимаю, что это, скорее всего, последний раз, когда вижу его.
– Вряд ли ты была бы счастлива узнать это. И я не несу счастья, ты права. Я не люблю, когда кто-то прав, а не я. Принять правоту другого человека сложно, на это требуется время и анализ. Но у меня времени не было, была только злость и ревность. Я ведь говорил, не умею оправдываться, – он ставит бутылку обратно и поднимает на меня голову, но отводит взгляд.
– Статья, я приехала к Райли…
