– Как же гадко, – шепчу я, зажмуриваясь и опуская голову.
– Что именно? – Спрашивает Ник, выпрямляясь и подхватывая мой подбородок пальцами, заставляя посмотреть на него слезящимися глазами.
– Гадко понимать, что намёки моего отца так прозрачны. Он выставляет меня шлюхой, и я ведь постоянно ругалась с ним из-за этого. Но он говорил, что это обычные разговоры. Я не могу тебе объяснить всего, что сейчас чувствую, но мне так обидно, Ник. И теперь понятно, почему ты решил, что я спала с Люком, понятно, почему ты так злился на меня. А я ведь не понимала тебя, – постоянно всхлипывая, отвечаю я.
– В вашем богатом мире это и, правда, стало нормой. Но не плачь, всегда приходит время, когда ты узнаёшь своих близких с иных сторон. И это надо пережить, ты должна это сделать. Мы просто забудем об этом, – говорит он, прижимая меня к себе и перетягивая на колени, как тогда в ванной в ту ночь. И я прижимаюсь к нему, хватаясь за футболку, и просто плачу, чтобы пережить это понимание грязи, живущей в моей крови.
Время течёт мимо нас, а я продолжаю плакать, пока Ник молча, поглаживает меня по спине, давая эту возможность. Я не знаю, как долго мы так сидим, мне кажется вечность, потому что мои глаза, как и горло уже болят от слёз. Но они приносят облегчение внутри и одновременно с этим усталость, что я, уже только хлюпая носом, сижу на нём и смотрю в одну точку перед собой.
– А теперь можем поговорить о нас, – подаёт голос Ник, и я поднимаю на него голову. Он немного двигается назад, чтобы облокотиться о кровать и продолжает держать меня в своих руках.
– Ты правда… правда хочешь этого? – Шёпотом спрашиваю я.
– Да, ведь это логично. Ты и я, как бы это ни звучало парадоксально, но шагать назад мы не можем, как и стоять на одном месте. Или же мы прыгаем вместе, или всё же прыгаем, но поодиночке. И тогда я не смогу помочь тебе мягко приземлиться на землю.
– Мне понравилось летать, потому что ты был рядом. С тобой не страшно, но я не могу поверить, что мы можем свободно куда-то ходить. Но почему, Ник? Почему ты принял такое решение?
– Потому что сам этого хочу. Я верю тебе, и доверяю. В который раз убеждаюсь, что ты совершенно не та, которую я себе представлял при первой встрече. И ощутил, как мне развязали руки, позволяя делать всё что угодно. Жить, больше не таясь. Страхи, которые были со мной, исчезли. Но придут другие, это нормально. Я готов к ним. Только вот готова ли ты, Мишель? – Он смотрит на меня с напряжением, не отводя своих магических глаз. И они как будто втягивают меня в себя, перенося меня в новый мир, который теперь существует для нас.
– Я хочу знать одну вещь, Ник. Скажи мне, расскажи мне про неё, и я отвечу. Пожалуйста, – тихо произношу я, скатываясь с его ног, и теперь сама смотрю на него, ожидая решающего шага.
– Спрашивай, – уверенно кивает он.
– Что ты чувствуешь во время сессии? Как ты себя чувствуешь? – Задаю самый тревожный вопрос, чтобы понять, что я могу поставить против этого. Хватит ли силы моей любви, чтобы искоренить этого демона из его души.
Жду, потому что Ник молчит, смотря перед собой. Его лицо сразу же мрачнеет, а скулы бегают под кожей. Но его дыхание ровное, грудь вздымается с одинаковой частотой. Такое чувство, словно он не думает над ответом, а просто отдыхает.
– Что я чувствую, когда бью нижнюю? Или же режу её, или пускаю кровь, или наблюдаю за её сладкими мучениями, или…
– Да-да-да, только прошу, хватит, – перебиваю его и сглатываю тошнотворный ком от его перечислений. – Что это даёт тебе? Что это для тебя значит?
– Если человек не испытывал того, что я, ему меня не понять. Это сложно описать, вербально передать очень трудно. Но моя главная эмоция в этот момент – агрессия. Все чувства, всё отключается в этот момент. Ты концентрируешься на чужих эмоциях. Тебе приходится следить за всем, что происходит с нижней. Но у меня это уже выработалось, как врождённый инстинкт. Я чувствую, когда надо остановиться. И даю передышку, чтобы начать всё заново. А во время… мир меняется вокруг тебя. Кнут или же другой девайс становится продолжением твоей руки, и ты чувствуешь, как горит ладонь от удара, а затем снова и снова. Тело насыщается властью, этой отдачей, и ты становишься самим собой. Тебе не надо притворяться, вот это ты. С наслаждением наблюдаешь, как корчится от каждого удара женщина, и чувствуешь аромат её возбуждения. Он насыщает воздух вокруг вас. Отяжеляет его. Он передаётся и тебе, впитывается в твоё сердце порочным дымом, и ты наполняешься, как сосуд, этим. Каждый миллиметр кожи покалывает, а пот скатывается по ней, потому что это напряжение внутри тебя становится с каждой секундой жёстче. Ты наслаждаешься не тем, что женщина под тобой. А самим воздействием на неё, эти тонкие полосы или же широкие, моментально окрасившиеся в сочные цвета, прекрасны. Но это всё ты. Ты чувствуешь себя где-то вверху, плывя над миром и тебе хорошо. Ты словно и есть эта первозданная природа. Ты дышишь.
Я с замиранием сердца слушаю его и могу только втянуть в себя кислород, когда он замолкает. Принимая от него честное извращение над другим человеком.
– Это лучше, чем секс. В сексе ты всегда знаешь, чем окончится это действие. Кульминация предсказуемая. А здесь нет. Но когда это приходит к финишу, то ты получаешь новые и новые эмоции, о которых даже не помышлял в жизни. И они постоянно разные, ни разу не повторялись. И это очищает тебя, ты словно родился заново, чувствуя себя кем-то большим, чем просто человек. Агрессия, которая живёт во мне, на некоторое время исчезает, но это единственное с чем мне сложно бороться. Потому что она не поддаётся дрессировке и контролю, а вот так… там у меня есть надежда, что я могу остаться человеком.
– То есть секс тебе не нужен? Тогда зачем… зачем ты это делаешь со мной? – Едва слышно шепчу я, смотря на Ника, повернувшегося в мою сторону.
– Нет, секс для меня никогда и не стоял на первом месте, если только лет до двадцати. А потом стал лишним в моём мире. И об этом все знают. И ты… я хотел тебя. Захотел, как женщину. Я говорил правду, у меня никогда не было девственниц. Но ты первая и последняя.
– А сейчас? Тебе не нравится это всё, да? Ты хочешь снова чувствовать то, что ты описал?
– Я чувствовал это, даже без садистского отношения к тебе. Но да, я хочу показать тебе больше, сначала нежно, приторно сладко и легко. А затем глубже. Ты просто не понимаешь, что такое сабспейс. Представь свой оргазм, но очень долгим, примерно минут пять, иногда десять. Это другая сторона жизни, где нет место отношениям. В моём мире нет, и никогда не будет. Потому что я могу убить, поэтому меняю партнёрш каждый раз. Никогда не повторяюсь и не провожу сессии с одной женщиной дважды.
– А Зарина? Ведь ты ей предложил контракт?
– Зарина… это было ещё в то время, когда я не открыл для себя новые аспекты наслаждения. Нет, уже тогда любил смотреть на кровь и боль, приносить их. Но не так сильно, как сейчас. А Зарина была очень выносливой, на ней заживало всё, как на кошке. Она чувствовала меня лучше любой девушки, которая была у меня. Она была настоящей нижней, рождённой с этим предназначением, только очень глупой. Она ещё верила в любовь, когда в моём словаре такого понятия даже не прописали.
