– И часто ты… ох, себя наказывал?
– Первое время да, очень часто, когда понял, что я могу, и какие возможности у меня могут быть, если начну работать над собой. А сейчас мне этого не требуется, как и последние несколько лет. Это привычка, которая уже срослась со мной, – Ник спокойно допивает бокал вина, подзывая официанта, а я обдумываю сказанные им слова.
Как можно этого человека не любить? Как можно им не гордиться и не хвалить его? Ведь он невероятный мужчина. С каждой секундой я всё отчётливей понимаю, что его мир будет всегда в нём, потому, что он помогает ему быть тем, кого я вижу перед собой. Но ведь есть возможность слить воедино наши миры, хотя разве это ещё требуется? Я полностью его, но не готова узнать в его обличье монстра. На это тоже требуется время и полное осознание самой себя.
– А почему нельзя было просто принять эту ошибку без наказаний? Закрыть страницу и научиться на оплошности? Зачем тебе требовалось приносить физическую боль? – Интересуясь, делаю глоток вина для храбрости, чтобы продолжать слушать его. Ведь даже сама мысль о том, что ему больно, заставляет меня похолодеть изнутри, а кожу покрыться мурашками страха.
– Агрессия, – незамедлительно отвечает он. – Агрессия – мой врождённый порок, который я так контролирую. В тематический вечер я могу направить её в нужное русло, но когда нет такой возможности или же опасаюсь за последствия, то остаюсь только я.
– Каждый в этом мире может быть агрессивен. Множество людей вспыльчивы, но это чувство не живёт постоянно в них. Оно проявляется редко. И сейчас ты нормальный, – замечая, смотрю в его глубокие глаза.
– Агрессия и вспыльчивость – разные вещи, Мишель. Вспыльчивость – это халатное отношение к самому себе. Это распущенность характера и личности. Таким был мой отец. Он позволял себе всё это, потому что не хотел останавливаться, не хотел чего-то большего. Только унижения своих близких. Вспыльчивость можно контролировать, если захотеть. Это фривольность самого себя. А вот агрессия… это тяжело объяснять. Она заполняет тебя всего, она как цунами, сначала медленно бурлит, но итог всегда один. Она накрывает с головой, и это у меня наследственное от отца. Гены. Мне достались не самые лучшие, и как бы я ни пробовал избавиться от этого, у меня не выходит. Потому что моё прошлое… в нём есть те моменты, которые я вижу сейчас и тогда возвращаюсь туда. Это затмевает разум, как в тот вечер, когда увидел на тебе порезы. Реальность мутнеет, и ты отдаёшься полностью той тёмной натуре, которая в тебе.
– Но ты остановился, и получается это можно прервать.
– Остановился, но до этого я отшвырнул тебя, как пустую куклу. Тебе повезло, что ты не сильно ушиблась. Ты упала удачно. А могла упасть с последствиями. Понимаешь, почему я так колеблюсь, и мои решения постоянно меняются? – Ник, придвигаясь ближе, накрывает своей рукой мою, лежащую на ножке бокала. А я, всматриваясь в него, ищу подходящие слова, но только одна фраза, гуляет в голове. – Я боюсь в этот момент навредить тебе, потому что сейчас у меня другой этап жизни. Незнакомый, странный и пока для меня чужой.
«Дай мне возможность любить тебя», – проносится в голове.
Но я никогда не произнесу это вслух, а только грустно улыбнусь и скажу иное:
– Ты боишься причинить мне не ту боль, которую практикуешь. Ты боишься за меня и в то же время хочешь меня. Я тоже боюсь за тебя, но ни капли не боюсь за себя, Ник. Мы оба странные, очень странные, но, когда мы вместе, всё становится правильным. Это наша особенность, которая есть у каждой пары. И я согласна на это.
Он улыбается, слабо кивая мне, опуская глаза, а затем поднимает взгляд уже потемневший и насыщенный сладостью, от которой я готова получить диатез.
– Думаю, сейчас пришло время немного подразнить уток, – неожиданно звонко произносит он и резко встаёт, предлагая мне руку.
– Что? – Удивлённо я распахиваю глаза, а он только улыбается, так хитро, так по-ребячески весело и с озорством, что я теряюсь.
– Потанцуем, – поясняет Ник, и я киваю, вкладывая свою руку в его, и вставая с места.
– Уверен? – Тихо уточняю я.
– Более чем. И это будет танец, как ты и заставила меня это признать, а не топтание на месте. Я хочу танцевать, – смеясь так легко и непринуждённо, он выводит меня на пустое пространство, где нет ни единой пары. Потому что остальные слишком держат себя в руках, не позволяя себе ни грамма веселья в этом помпезном месте. А Ник иной, он свободный от этих предрассудков.
Его рука скользит по моей талии, и я кладу свою на его плечо, но Ник толкает меня от себя, подхватывая другую руку, и кружит, нагибая к полу. Я откидываю голову от этой неожиданности, моргая, но вижу счастье в его глазах и смеюсь. Он поднимает меня и начинает двигаться, улыбаясь и играя бровями, что я уже не контролирую этой радости, подстраиваясь под его движения.
Окружающий мир отходит на второй план снова и снова, как только мы оказываемся вдвоём. Его шаги, и я вторю ему, двигаясь рядом, пока он вновь не отталкивает меня, заставляя обогнуть его, чтобы он поймал меня в кольцо своих рук и прижал теснее к себе.
– Боже, – шепча, прячу лицо на его груди.
– Нравится? – Он поднимает мой подбородок, и я киваю.
– Более чем, – я отхожу на шаг от него, уже играючи танцуя и чувствуя полностью в душе прекрасную музыку, которая льётся от оркестра, начавшего играть громче только для нас.
Ник останавливается, удивлённо смотря на меня, а затем раздаётся громкий смех, пока он не ловит меня, чтобы продолжить наслаждаться нашим сумасшествием вместе. Я не знаю, как долго мы так дурачились, но мои ноги на высоких тонких шпильках уже начали дрожать, и я просто положила руки на шею Ника. Музыка намного быстрее, чем мы двигаемся сейчас. Но я смотрю в его глаза, как и он в мои. Мы замедляемся, пока полностью не останавливаемся.
– Ник, – шепчу я, всматриваясь в его лицо, такое родное и незабываемое. И мне кажется, что вот он тот момент, когда пришло время раскрыть себя. Все свои секреты и чувства.
– Мишель, ты невероятная, – тихо произносит он, проводя рукой по моей спине, и достигает щеки, нежно и чувственно лаская внешней стороной пальцев скулу.
– Ник, я… – мой взгляд зачем-то проскальзывает по его губам, и в следующий момент я замолкаю, встречаясь с неожиданным и страшным подтверждением того, как было опасно приходить в этот ресторан.
Моё тело моментально холодеет, и я чувствую, что земля просто уползает из-под ног. Но сильные руки крепче обнимают мою талию, не давая рухнуть на пол. По спине прокатывается неприятное ощущение, когда я, замерев, смотрю на отца, остановившегося неподалёку от нас. Его лицо словно маска из злости и беззвучной ярости, я вижу в его глазах безумие. Страх последствий выводит меня из оцепенения, и я сжимаю шею Ника руками, чтобы уберечь, как-то загородить его собой.
– Мишель? – Ник удивлённо поворачивает к себе моё испуганное лицо.
– Он… отец… позади тебя, – одними губами говорю я. Ник резко оборачивается, уверенно поднимая подбородок на компанию мужчин во главе с моим отцом.
