Послышались выстрелы, пищальные пули расщепили доску у подпятника двери.
– Уводите Марину! – крикнул свите царь. – Спрячьте ее!
Дверь затрещала от сильных ударов, нижний угол, поломанный пулями, подался внутрь, створка перекосилась.
Царица испуганно попятилась, служанки подхватили ее за плечи, потащили в глубину коридора. Дмитрий, сжимая нож, шагнул бунтовщикам навстречу, но в щели между створками показался ствол. Яркая вспышка, грохот – и низкорослый властитель всея Руси отлетел назад, распластавшись на белом полу. По доскам стала растекаться кровавая лужа.
– Государь! – сразу несколько бояр упали рядом с правителем на колени, наскоро осмотрели, облегченно поняли: – Дышит!
Пробившая грудь пуля ушла навылет, оставив более страшную рану на спине, нежели спереди. Однако почти все мужчины во дворце были опытными воинами и знали, что делать. Кто-то оторвал и скомкал подол рубахи, кто-то закрыл шелковым тампоном рану, кто-то наложил повязку.
Створка упала, бунтовщики ворвались в коридор – и сразу двое из них упали, напоровшись на ножи знатных царедворцев.
– Спасайте царя! – крикнул боярин Басманов, подныривая под еще одну пику и вонзая косарь врагу в живот. – Спасайте!
Отрепьев и еще трое мужчин схватили раненого под плечи, за ноги, бегом понесли по коридору прочь.
Бунтовщики, не ожидавшие столь яростного отпора, чуть отступили, сгруппировались. Дружно, разом ударили «в копья», и грудь Петра Басманова пронзили сразу две рогатины.
– Спасайте… Государя… – прошептал верный до конца воевода и упал на колени. Однако на его место тут же встал другой мужчина, своей жизнью выигрывая для правителя всея Руси еще несколько спасительных мгновений.
– Куда? Куда? – жалобно стонала царица, вместе с остальными женщинами убегая от смерти.
– Сюда! – вдруг толкнула одну из дверей княгиня Трубецкая. – Здесь ткани для отделки! Разворачивайте, смотрите! Ведите себя спокойно, они ищут только литву!
– А я кто?! – чуть не заплакала властительница всея Руси.
– Государыня… – крупная телом постельничья кашлянула и приподняла край платья.
Мария сглотнула… Но тут снаружи послышался топот – и она испуганно нырнула женщине под юбку.
Дверь распахнулась, внутрь заскочили трое растрепанных мужиков в полотняных рубахах и с саблями.
– Вы кто такие?! – вскинула подбородок постельничая. Она размашисто перекрестилась и уверенно заявила: – Я княгиня Трубецкая, служу при дворе! Что вам в сей кладовой надобно?!
– Крыску ловим, – ответил один из бунтовщиков, проходя вперед. – Маленькую, вонючую польскую крыску. Не забегала?
Мужчины наскоро осмотрели не самую большую комнату, несколько стушевавшись под надменными взглядами спокойных женщин, и выскочили наружу.
Бояре, что тянули по коридору раненого Дмитрия, тоже услышали позади уже близкие шаги, опустили свой живой груз и выпрямились:
– Спасай царя! – сказали они и ушли навстречу смерти.
Писарь схватился за ворот рубахи, потянул.
Для одного человека груз оказался не самый легкий. Не побегаешь.
– Как спасать?! – Гришка покрутил головой, толкнул плечом ближнюю дверь. Та поддалась. Да и какие засовы, коли внутри даже пол не до конца настелен и окна еще не вставлены?
Писарь затащил бесчувственное тело в светелку, остановился.
– Почему все время я? – в отчаянии простонал он. Прислушался к шуму в коридоре. Метнулся к окну, выглянул. Оно выходило на какой-то хозяйственный двор, в сей ранний час совершенно пустой.
– Прости меня, государь… – вздохнул Григорий, подтянул раненого к бревну, все еще заменяющему подоконник, и перевалил его наружу. Перекрестился и спрыгнул следом. И сразу понял, что натворил дел: тело раненого лежало криво и выглядело… странно.
Но думать было некогда – он перехватил Дмитрия под мышки, утянул за ближние постройки. Осмотрел властителя всея Руси и тихо себя обругал.
Хотя окно и находилось на высоте всего в три человеческих роста, но бесчувственное тело упало настолько неудачно… Похоже, писарь сломал царю бедро. И это было только то, что Отрепьев заметил с первого взгляда.
Григорий проверил рану Дмитрия, поправил повязку на спине, оттянул раненого дальше и заполз с ним под стоящий на крупных валунах амбар.
– Только не очнись, государь, – умоляюще прошептал писарь. – Только не очнись…
Он выкатился из-под сруба, распрямился, отряхнул рясу, сложил ладони на животе и медленно двинулся вперед – ни лях, ни литвин, ни царедворец, ни бунтарь. Просто диакон придворного Чудова монастыря.
– Нашли Басманова!!! – наконец послышалась радостная весть. Князь Шуйский дал шпоры коню, поскакал к недостроенному царицыному двору, спешился, поднялся по ступеням. Он был уверен: тело самозванца тоже валяется где-то здесь. Верный слуга от обманного Дмитрия никогда даже на шаг не отходил!
Василий Иванович прошел по залитому кровью, заваленному трупами коридору. Толкнул одну дверь, другую.
– Князь Шуйский?! – неожиданно услышал он из распахнутой створки. – Василий Иванович, может, хоть ты знаешь, что здесь творится?
– Литва взбунтовалась… – рассеянно ответил воевода княгине Трубецкой, несмотря ни на что занятой переборкой тканей. Прошел дальше, увидел боярского сына Осипова, спросил: – Ну, нашли?
Тот лишь виновато развел руками:
– Проклятье! Ищите! Ищите! Этот проклятый карлик должен быть где-то здесь!
Но час проходил за часом, холопы перешерстили оба дворца от подклети до чердака, но ни единого следа самозванца найти не смогли. Затеянный князем Шуйским переворот грозил оказаться обычным бунтом. Если коротышка остался жив – значит, он и царь. Все старания – впустую. И князь Василий Иванович решился:
– Игнат! – позвал он доверенного холопа. – Найди какого-нибудь мертвого малорослика, изуродуй лицо и тащи на площадь! Киньте рядом с Басмановым, скажите, что мертвый самозванец.
– А если узнают?
– Лицо маской накройте! – подобрал с пола мятую личину князь. – Он ведь карнавалы зело любил? Вот пусть и после смерти в карнавал поиграет. И хватит уже разбоя! Бунт окончен, наводите порядок, собирайте живых и убирайте мертвых.
Потея от страха, Григорий Отрепьев степенно дошел до Чудова монастыря и, только закрыв за собой калитку, перешел на бег, взлетел на второй этаж, застучал в одну из дверей:
– Отец Прокопий, отец Прокопий!
– Да открыто, кто еще ломится там? – отозвались изнутри.
Григорий заскочил в келью, прикрыл за собою створку.
– Чего там творится, в миру, с самого спозаранку? – спросил благообразный старец, крупный телом и имеющий длинную и широкую, пышную, как соболий мех, седую бороду, доказывающую все еще изрядное здоровье монаха.
