– Что, голоногий, стало поддувать под юбку и ты решил приобрести одежду, приличествующую доброму христианину?
Дерзкий лавочник. Обычно горцы насмешек не сносили – можно было и нож под ребро получить. Но Сент-Эндрюс так далеко от Хайленда, тут повсюду епископская охрана и готовые постоять за себя горожане, недолюбливающие выходцев с гор. Так что Дэвид ограничился двумя-тремя словами на ломаном местном наречии и, купив вдобавок суконный берет с кожаным козырьком, отправился переодеваться. Правда, чтобы окончательно выглядеть как местный житель, ему еще следовало посетить цирюльника.
Пока его мыли, брили и стригли, он узнал последние новости – какой цирюльник не развлечет клиента беседой.
– Я вижу, вы прибыли издалека, друг мой, – говорил вертлявый желтоволосый мастер, подрезая длинные космы посетителя. – Ах, теперь такое оживление в нашей славной Шотландии! Все, у кого есть меч и кто желает подработать, на время став воином, покидают свои долины и присоединяются к войску. Наверняка и вы прибыли сюда, чтобы вступить в отряд нашего молоденького епископа Александра? Но поторопитесь, не сегодня-завтра он выступает на Эдинбург, чтобы примкнуть к армии своего отца.
Всем было известно, что двадцатилетний Александр Стюарт, епископ Сент-Эндрюса, был незаконнорожденным сыном короля Якова. Его августейший отец позаботился, чтобы бастард получил прекрасное образование, а затем сделал его главой одной из самых уважаемых шотландских епархий. Правда, когда Александр надел митру, ему было всего одиннадцать лет. Многих возмутило такое назначение, однако Яков IV был достаточно влиятелен, чтобы узурпировать право Папы Римского и назначать епископов и других должностных лиц в церковной иерархии по своему усмотрению. И постепенно все смирились, что Александр Стюарт стал епископом Сент-Эндрюса. К тому же король так щедро жертвовал на епархию своего бастарда, что вскоре епископство и сам город Сент-Эндрюс значительно укрепились, расстроились и даже обзавелись мощной каменной стеной. Ну а ныне молодой епископ объявил, что набирает войско, и со дня на день был готов облачиться в латы поверх епископской мантии, дабы присоединиться к отцу со своими отрядами, куда людей набирали с не меньшим рвением, чем люди графа Хантли объединяли кланы в шотландском Нагорье.
Дэвиду сейчас легче всего было выдать себя за одного из таких наемников, желавших примкнуть к войску епископа Александра. Другое дело, что если он, сильный мужчина с мечом, попался бы на глаза вербовщикам, то потом ему было бы весьма непросто покинуть казармы. Особенно учитывая тот боевой дух, каким ныне были проникнуты шотландцы. Поэтому он предпочел выдать себя за паломника, прибывшего в собор Сент-Эндрюса, и для пущей видимости вырезал себе костыль, на который опирался, когда двигался к собору, демонстрируя тем самым, что совсем непригоден для службы.
На деле ему надо было поскорее узнать, прибыл ли в епископство настоятель Годвин из далекого Балнакейского аббатства.
Дэвид вспоминал, что рассказал полупьяный Хемиш: аббат отбыл в епархию, с ним ехали послушники, среди которых должна быть и Мойра. В разговоре Хемиш уверял, что за ними прибыло хорошее судно с мачтой и несколькими парусами, на котором было немало матросов, – церковники имели хороший флот и могли позаботиться, чтобы их северные миссионеры подвергались на море наименьшему риску. Учитывая это, Дэвид надеялся, что судно должно было миновать залив Мори-Ферт, еще когда он находился среди Маккеев. Однако, справившись в прилегавшем к собору монастыре, явился ли на капитул некий настоятель Годвин из Балнакейской обители, он получил ответ, что того ждут со дня на день.
Дэвиду ничего не оставалось, как ждать прибытия корабля. Он снял небольшую комнату в доме вдовы булочника, неподалеку от ворот Сент-Эндрюсского монастыря, чтобы наблюдать за прибывавшими. Но помимо воли он следил и за сборами на войну епископа Александра. Здесь, в Нижней Шотландии, Дэвид словно скинул гэльскую лень и отстраненность и вновь почувствовал себя англичанином, поэтому происходившее вокруг вызывало в его душе тревогу за свою страну.
Обычно Сент-Эндрюс был спокойным мирным городом, куда со всех земель приезжали школяры, чтобы обучаться в известном Сент-Эндрюсском университете. Прибывали и паломники, так как по преданию именно сюда Святой Регул привез мощи апостола Эндрю
[26], после чего тут появилось аббатство. А где большое аббатство с потоком паломников, там появляется и город. Сейчас Сент-Эндрюс был богатым церковным городом, с университетом, рынком и замком-резиденцией епископа. Но главным украшением города, конечно же, был собор Святого Эндрю – самое большое церковное здание в Шотландии, с островерхими ажурными колокольнями, витражами в высоких окнах и широким подворьем. Он возвышался на берегу над водами Северного моря, куда приплывали корабли с духовенством и паломниками, желающими помолиться над ракой с мощами апостола Эндрю.
Неподалеку от собора располагался и замок епископа, массивное каменное строение со всеми признаками укрепленного жилища – мощными башнями, толстыми стенами, рвом и решетками на воротах. Именно тут в основном толпились наемники и лэрды со своими отрядами. В самом же городе шли разговоры о том, когда будет выступление и стоило ли им вообще втягиваться в эту войну. Безусловно, находились и такие, кто считал неразумным начинать войну с Англией, поскольку брак короля Якова и Маргариты Английской обеспечивал стране мир и стабильность. Но подобные разговоры велись тихо и с опаской. Люди короля, сновавшие как среди священников, так и среди студентов, следили, чтобы никто не смел сомневаться в решении монарха.
Дэвид размышлял о причинах войны, а точнее, о желании шотландского короля ввязаться в нее. По сути, Яков IV был удачливым и популярным правителем. Он усмирял мятежи горских кланов, подчинил самого независимого феодала – лорда Островов, имел полную поддержку знатных лордов Шотландии – Дугласов, Хепбернов, Босуэллов, Гордонов. И вот этот король, прекрасно образованный, рыцарственный, любящий турниры и красивых женщин, заключивший мир благодаря династическому браку с англичанкой, сумевший придать своему двору такой блеск, какого ранее никогда не знала Шотландия, сейчас был решительно настроен на войну с соседним королевством и не желал слушать ничьих доводов.
Два королевства на острове – Шотландия и Англия – воевали так часто, что не проходило столетия, чтобы они не схлестывались в жестоких сражениях. Шотландцы всегда считали, что войны с более богатыми южными соседями принесут им прибыль и выгоду, хотя зачастую их наступления заканчивались полным поражением. Еще в древности король Константин II объявил войну англо-шотландскому королю Ательстану, но был разбит после долгого и ожесточенного боя
[27]. Когда англичане вели затяжные войны с наседавшими на них викингами, шотландский король Малькольм II решил воспользоваться случаем и завоевать северный английский Нортумберленд. Но, уже дойдя до Дарема, потерпел поражение от саксонского ярла этих земель, который после победы даже украсил Дарем головами павших шотландцев – чисто вымытыми и с расчесанными волосами. Для шотландцев это было горькое оскорбление. Они не заслуживали подобного унижения – так они считали
[28].
