– Послушай, милочка, если тебя зовут Бесси
[63], как и твою госпожу, то это еще не повод, чтобы морочить мне голову, как твоя леди морочит моему венценосному родителю. Не будь такой же неумолимой ломакой!
– А кто сказал, что моя хозяйка такая уж и ломака? И кто сказал, что она моя госпожа? – вырываясь из его рук и хихикая, произнесла девушка.
– На что ты намекаешь?
– На то, что прошлую ночь король провел в покоях прекрасной леди до самого утра. Как думаете, они там молились или разговаривали о старинных поверьях нашего края?
Дэвиду стало противно. И страшно. То, что Мойра самозванка, могло открыться в любой момент. Он вообще не очень понимал, зачем было выдавать ее за леди Элизабет, зато понимал, что терпение горевшего похотью короля небезгранично.
Служанка все же вырвалась из рук молодого епископа и убежала, промчавшись под аркой барбакана, на хозяйственный двор. И тут кто-то негромко окликнул Дэвида:
– Майсгрейв, идите сюда!..
Оданель Герон. Он стоял у входа в башню часовни и делал знак приблизиться. А когда они оказались рядом, сразу извинился за выходку матери. Сказал, что они так долго ждали вестей о помощи, а тут появляется Майсгрейв и преклоняет колени перед завоевателем.
– Ваша мать могла не понять меня, я не виню ее. Но вы-то понимаете, что…
– Я понимаю, сэр. А пока…
Священник огляделся и увлек рыцаря в узкий боковой проход, так как по главной лестнице сверху спускались, громыхая доспехами, воины из окружения епископа Александра. Оданель шепнул, что эту башню отдали для ставки бастарда короля Якова, поскольку именно тут находится замковая часовня, но епископ почти не бывает в ней, а если проводит службу, то только в лагере при скоплении людей короля.
Дэвид и Оданель стояли в этом тесном, узком как щель проходе, проделанном в толще стены. Отсюда вела крутая лестница, о которой Майсгрейв, бывая ранее в Форде, не знал. Здесь было темно, и в какой-то миг Дэвид неосторожно задел стальным налокотником грубую кладку, и потому, когда опять стали спускаться люди епископа Александра, не мог и шевельнуться, опасаясь, что снова за что-то зацепится.
Когда голоса за стеной удалились, Оданель шепнул:
– Это старый проход, о нем мало кто знает, и мы сможем тут встречаться. Но, ради самого неба, что привело вас в Форд? Вы можете мне доверять, сэр.
Дэвид минуту размышлял, а потом спросил, что Оданель может сообщить о подземном ходе – ведь ходят же слухи, что из Форд-Касла некогда вел потайной туннель.
Оданель удивился.
– Такие слухи еще ходят? Странно, ибо подземным проходом не пользовались еще со времен нашего деда. Там произошел оползень, и если что-то и сохранилось, то лишь небольшой участок, ведущий из подвала под донжоном, но он заканчивается у колодца хозяйственного двора. Далее все заброшено и забито землей.
Дэвид какое-то время размышлял. Он надеялся на этот проход, но раз так…
– А вы могли бы незаметно привести сюда леди Мойру Герон? – спросил он Оданеля. – Мне надо срочно переговорить с ней.
Тот неожиданно улыбнулся.
– А я все ждал, спросите ли вы о ней. Ей непросто пришлось, поверьте. И она очень боится короля Якова… хотя по тому, как она держится, как кокетничает с ним и шутит, этого и не скажешь. Но она почти каждый вечер проходит по стене в часовню для молитвы. Да, думаю, вы можете дождаться ее на этой лестнице и…
Он не договорил, потому что Дэвид, развернувшись, опять ударился налокотником о стену. Они замерли, прислушиваясь, а потом священник сказал, что если Майсгрейву придется тут выжидать какое-то время, то уж не в полном воинском облачении. Здесь слишком тесно, а если кто-то услышит возню и обнаружит английского перебежчика…
– Скажу, что просто заблудился в переходах часовенной башни, – попробовал пошутить Майсгрейв, но священник его не понял и стал умолять пройти к нему и снять большую часть облачения.
Оданель привел Майсгрейва в свою комнатушку на втором этаже. Шум от веселящейся за стеной свиты Александра Стюарта долетал сюда из большого помещения башни, и под этот гомон Дэвид разоблачился с помощью Оданеля, оставшись в стеганом акитоне
[64]. Сын леди Ависии, принявший духовный сан, довольно неплохо справился с обязанностями оруженосца и при этом даже упомянул, что некогда собирался стать рыцарем, но семья решила, что ему достойнее служить Церкви, и он смирился. Правда, воинственная кровь Геронов все же порой берет верх, и он пробовал себя с оружием, когда наезжал в родительскую вотчину.
– Оданель, когда вы сможете привести в часовню леди Мойру? – не выдержал Дэвид, слишком напряженный, чтобы выслушивать словоизлияния священника.
И тот понял, что Майсгрейва ничего так не волнует, как встреча с привезенной им родственницей Геронов.
– Я догадывался, что вы не зря приняли такое участие в судьбе нашей Мэри… то есть Мойры. Вы знаете, что она ждет ребенка? Думаю, знаете… Но сейчас это не столь важно. Что ж, идите в проход, поднимайтесь наверх и ждите у дверцы в часовню, пока Мойра не подаст вам знак.
Однако все вышло не так, как рассчитывал Дэвид. Ибо Мойра пришла в часовню с королем Яковом.
Дэвид тихо чертыхался за стеной, слушая, как его возлюбленная умоляет короля быть к ней снисходительнее. О да, она очарована своим венценосным гостем, говорила Мойра нежным, но напряженным голосом, при этом скромно уверяла, что пока у нее женские дни… Ах, она так смущена, что вынуждена говорить о подобном с мужчиной… тем более с королем. Таким очаровательным королем! Но он должен ее понять. И нет-нет, она больше не впустит его в свои покои… Сдерживать страсть и обходиться простыми объятиями так обременительно – и для его величества, и для нее самой. О, пусть Яков Стюарт смилостивится и будет терпеливым! А уж потом она будет принадлежать ему вся и полностью!
После этих слов стало тихо, и Дэвид лишь кусал губы, представляя, как они целуются. Наконец Яков решил оставить свою прекрасную даму, позволив ей помолиться.
Какое-то время было тихо, а потом шорох юбок Мойры раздался уже у самой дверцы на узкую лестницу. Дэвид не выдержал, открыл и сразу же заключил Мойру в объятия.
Это было несколько минут оглушительного счастья. Забывшись, они упоенно целовались. Но потом Мойра зарыдала.
– Я так боялась, что ты перестанешь меня уважать!.. Так боялась, что ты поверишь, будто я…
Она просто задыхалась в его объятиях, а он ее успокаивал:
– Тсс, моя фея! Не волнуйся, моя хорошая, моя самая лучшая.
Эта гордая, умеющая постоять за себя женщина сейчас напоминала маленькую беспомощную девочку, которой надо было пожаловаться, выказать свою обиду. О, Яков не отходит от нее, он так настойчив!.. А еще Суррей написал в письме, что она поступит, как должно поступить верноподданной, если сможет своими женскими чарами удерживать Стюарта, пока английская армия не будет полностью собрана и не займет подходящие для наступления позиции.
