– Три часа? Я не думал, что так много прошло. Мне казалось, не больше тридцати минут, – хмуро отвечаю ей.
– У тебя получилось… Флинт, боже, ты смог, – её лицо бледнеет, а глаза наполняются живым лазурным блеском, сверкая и ослепляя меня.
– Я…
– Ты сделал это! Ты смог! – Перебивая меня визгом, подскакивает со стула, с грохотом падающего за ней, и прыгает на меня. Едва успеваю её поймать.
– Ты написал, – она обхватывает моё лицо и быстро покрывает поцелуями. – Ты… забыл о времени, у меня тоже так было. Ты же написал? Да?
Джесс замирает, а я нахожусь в странном настроении: радость, удивление и страх уронить её, хотя девушка очень лёгкая.
– Да, написал, – медленно киваю её.
– Молодец! Я знала, что ты сможешь! И как? – Джесс спускает ноги, но я продолжаю удерживать её за талию.
– Это было больно, пугающе, и я увидел всё с другой стороны. Ты права, мне стало легче, но я не знаю, что теперь с этим делать, – отстраняюсь от неё и достаю из заднего кармана джинсов исписанные листы.
– Сначала поешь, ты даже не завтракал…
– Джесс, что дальше? – С напряжением смотрю в её радостные глаза. – Я должен их сжечь, ты сказала, что не отправляла их. Еда может подождать, но я хочу от этого избавиться. Хочу напрочь загладить раны и забыть.
– Хорошо, тогда пошли, – кивая, она разворачивается и выходит на задний двор, а я за ней. Сейчас для меня эти строчки представляют мою жизнь, которую потратил без пользы. От неё нет никакого прока, и я желаю отказаться от прежнего себя. Окончательно стереть из разума то, что написал на бумаге, что выплеснул из себя, и теперь мне требуется завершение. Официальное подтверждение того, что я прошёл нечто вроде этапа в полосе препятствий и могу перейти к следующему.
– Садись, я сейчас, – Джесс указывает на траву и бежит к пристройке.
Опускаюсь на лужайку и сжимаю в руках листы. Это довольно глупо довериться полностью девчонке и её странному подходу к жизни. Но разве это важно? Не для меня. Единственное, что я понял, что Джесс знает меня лучше других, и только она видит необходимый для меня выход. И я готов сделать всё, что взбредёт в её полоумную голову, потому что она для меня – один из самых родных и близких людей во всём мире. И мне не нужен никто сейчас, кроме неё.
Она возвращается с пакетом и гелиевым баллоном.
– Эм, ты уверена, что это… – даже завершить предложение не могу, щурясь и смотря на её воодушевлённое лицо.
– Определённо. Я так делаю часто, – кивает она и садится рядом со мной.
– И что ты делаешь часто? – Интересуюсь я, а Джесс загадочно улыбается и переворачивает пакет, откуда высыпаются красные воздушные шарики.
– Отпускаю всё в небеса, – она указывает пальцем в небо, отчего я приоткрываю рот.
– Понимаешь, я слишком верю в их силу, и каждое своё письмо с обидой, болью или же просто благодарностью, когда меня переполняет счастье, дарю им. Они принимают с особой честью любое послание, и оно теряется среди миллиона похожих. Это сделаешь и ты сейчас.
– А ты не думаешь, что это несколько глупо? – Кривлюсь от такого предложения.
– Возможно, но кому какое дело, – пожимает она плечами. – Для многих довольно глупо спать со своим дядей, хоть он мне и неродной. Да, вообще, понятие глупости слишком обширное, чтобы устанавливать ему какие-то рамки. Тебя это волнует?
Она озадаченно смотрит на меня, а я на неё.
– Хм, нет, наверное, нет, но я этого ни разу не делал, Джесс. К слову, я совершенно не представлю, что происходит со мной. И спать со своим дядей не глупо, а незаконно, – хмыкаю от её сравнения.
– Тогда ты, наконец-то, нарушил хотя бы что-то, – смеётся она и подхватывает один из шариков.
– Итак, с кем ты хочешь расстаться в первую очередь? – Спрашивает меня, а я бросаю взгляд на бумаги в моих руках.
– С друзьями, которые мне не нужны, которые не соответствовали представлению об этих отношениях, – уверенно произношу и вытягиваю один из листов.
– Хорошо, сложи его как можно компактнее.
Делаю то, что она просит, и протягиваю ей маленький квадратик. Джесс настолько серьёзная, что я становлюсь таким же. Она аккуратно просовывает бумагу в маленькое отверстие и надувает шарик гелием, затем завязывает белую ленту и поднимает голову.
– А вот теперь будет самое сложное, Флинт. Ты написал честно обо всём в этом письме тем, кто не стал для тебя необходимым в твоей жизни. Наоборот, они подорвали твою уверенность в себе так, что тебе пришлось подстраиваться под неведомые правила. Возьми, – она протягивает мне ленту. Откладываю другие листы и беру шарик из её рук.
– Отпускать намного сложнее, чем признаваться, потому что у тебя больше не будет возможности передать этим людям вину за свои поступки. Ты отрезаешь этих людей от себя навсегда. И ты должен это сделать сердцем, – произносит Джесс и пододвигается ко мне, располагаясь за спиной.
– Именно в сердце ты прячешь все свои чувства, – её голос становится тише, а ладонь ложится на грудь, где раздаются громкие и быстрые удары.
– Так отпусти их, подари небесам, а они вернут тебе иное. Свободу.
И хотя сначала мне казалось это очень глупым, но сейчас я ощущаю, как появляется нежелание расставаться с этой обидой. Внутри всё борется с новым шагом для меня, и я крепче сжимаю руку, чтобы не выскользнула лента из рук.
– Флинт, вспомни всё, что ты написал. Прочувствуй каждое слово, окунись в омут боли и решись на это, – она словно понимает то, что творится со мной внутри. Мягко поглаживает мою грудь, а перед глазами пробегают строчки. Столько лет пройденного и прожитого мной. Неверного. Иногда смех надо мной. Опустошение. Грудь болит от яростно бьющего сердца, ещё немного и оно вырвется, разломав всё на своём пути.
– Ты сам должен захотеть. Искренне простить их и себя. Отпустить, чтобы освободить место для других людей.
Распахиваю глаза, и в голове что-то щёлкает. Рука разжимается, и я с шумом втягиваю в себя воздух и выдыхаю, как только лента исчезает из моих рук. Джесс крепче обнимает меня и целует в шею. А я смотрю на красный воздушный шарик, поднимающийся всё выше и выше. Там содержатся все мои воспоминания, касающиеся бывших друзей. Там моё прошлое, которого совершенно не жаль.
– Боже, – шепчу я, а сердце успокаивается, меня с головы до ног окатывает мягкой волной, опускающейся на мои плечи. Свобода.
– Господи, ты права, – жмурюсь от переизбытка эмоций, от этого воздуха внутри, и это невероятно.
– Конфетка, так хорошо… чёрт, так хорошо, – хватаю её за руку и тяну к себе на колени. Её глаза блестят от слёз, она прижимается ко мне и целует. Медленно. Воодушевляюще. И я хочу задушить её в своих руках. Знаю, что это всё тоже иллюзия, созданная для разума и сердца, но лишь один человек добился от меня веры в неё. Веры в небеса.
