– Она мертва, она мертва!
Взгляд его застыл на одной точке где-то впереди, и юноша ждал, пока кто-нибудь произнесёт эту весть громче. Но здесь выступила вперёд Лучница. Она сказала:
– Вождь сынов Волка, радуйся, наша сестра ранена, но не смертельно.
Старейшина изменился в лице. Он спросил:
– Ты видела её, Лучница?
– Нет, – ответила та. – Разве я покину сражение? Мне сказали другие, кто видел её.
Могучеродный пристально и молча смотрел на воинов перед собой. Старейшина вновь спросил:
– За ней хорошо смотрят?
– Конечно, – ответила Лучница. – Она среди друзей, ведь за нами не осталось врагов.
Тут зазвучал голос Могучеродного. Он вымолвил:
– Сейчас будет лучше всего послать славных воинов, искусно владеющих оружием и хорошо знающих Серебряную долину, от дома к дому, чтобы они искали врагов, которые могут притаиться.
Старейшина добродушно и грустно взглянул на него и произнёс:
– Родич мой Камнеликий, сын мой Ликородный, основное бремя сражения уже спало с наших плеч, и я всего лишь простой воин в вашем отряде, а потому прошу вас: позвольте мне уйти, я хотел бы посмотреть на нашу бедную сестру и утешить её.
Ему позволили. Старейшина вложил меч в ножны и пошёл сквозь толпу вместе с двумя воинами Вола в сторону южной дороги, так как Наречённую отнесли к дому на углу рыночной площади.
Божественноликий смотрел, как уходит его отец, и ему вспомнились прошедшие дни, и горе волной подкатило к его сердцу, когда он подумал, что Наречённая лежит бледная, истекающая кровью, почти умирающая. Юноша закрыл лицо руками и заплакал как безутешное дитя. Он не стыдился тех, кто стоял рядом. Все они были добрыми людьми, его горе никого не стесняло, и никто не дивился ему, ведь и в их собственных сердцах жила любовь к Наречённой, и многие из них плакали, как и Божественноликий. Лучезарная стояла рядом, смотря на своего жениха. Она много думала о Наречённой, ей было жаль девушку, но слёзы не желали выступать на её глазах. Искоса поглядывая на Могучеродного, она дрожала, но голос её был громким и твёрдым, когда она произнесла:
– Нам следует обыскать дома и найти затаившихся там врагов, иначе жертв будет больше. Пусть Лесная Погибель сей же час поведёт отряд от дома к дому.
Воин Волка по имени Жёсткая Хватка сказал:
– Лесная Погибель пал между холмом и домами.
Божественноликий произнёс:
– Тогда пусть это будет Лесомудрый.
Но Лучница возразила:
– Лесомудрому рассёк ногу раненый враг, и он всё ещё не может ходить.
Тогда Божественноликий спросил:
– А близко ли Ворон Быстрая Стрела?
– Да, я здесь, – отозвался высокий воин пятидесяти лет, выходя из рядов сынов Волка.
Могучеродный сказал:
– Родич Ворон, возьми пятьдесят дюжих воинов, только не слишком горячих, и обыщи каждый дом вокруг рыночной площади. Если где-то вы встретите сильное сопротивление, пошлите весть об этом к Чертогу Совета – мы будем там и вышлем тебе помощь. Убей каждого врага, которого найдёшь, а если в домах тебе встретятся бедные сжавшиеся запуганные люди, утешь их сердца как сможешь и скажи, что отныне к ним вернётся жизнь.
Ворон пошёл собирать отряд и вскоре уже отправился выполнять поручение.
Глава XLVII. Воины Дола занимают Чертог Совета
В воздухе ещё витал шум сражения, доносившийся с северного края рыночной площади. Божественноликий решил, что это невольники взяли в руки оружие и теперь убивали своих хозяев.
Он поднял голову, положил руку на плечо Могучеродного и громко произнёс:
– Родичи! Пусть наш брат поставит знамёна в зал народного собрания сынов Волка, а всё войско выстроится пред этим залом и стоит там, пока к нему не присоединятся те, кто преследует врага. Я так понимаю, что их теперь стало много, даже больше, чем наших родов.
Могучеродный по-дружески посмотрел на него и молвил:
– Ты верно говоришь, брат. Пусть так и будет!
Он поднял меч, а Божественноликий громко прокричал:
– Знамёна, вперёд! Трубите, рога! Вперёд с победой!
Войско сомкнуло ряды и стройным порядком двинулось вперёд. Старик Камнеликий взял Лучезарную за руку и повёл её позади Могучеродного и военного вождя. Когда же все подошли к залу, то увидели, что широкая двойная лестница без перил и площадка были заполнены смуглолицыми. Их было столько, сколько могло уместиться там, и все они, завывая по-псиному и треща без умолку, словно обезьяны, выпускали стрелу за стрелой в воинов Дола. Из окон зала также летели стрелы и метательные копья. Даже на самой крыше человек двадцать смуглолицых оседлали конёк и кривлялись, словно тролли из древних легенд.
Увидев противника, воины ненадолго остановились и прикрылись щитами. Но затем вожди вышли пред войском, и Могучеродный молвил речь. Его лицо было бледным и напряжённым, ведь теперь у него было время подумать о Наречённой, и о яростном гневе, и о непреодолимой грусти, что заполнили его душу. Потому молвил он так:
– Братья, это моё дело, и я сам с ним разберусь. Я вижу пред собой лестницу, что ведёт в зал народных собраний моего народа, туда, где я бы хотел воссесть, туда, где восседали мои предки, когда в этой долине был мир, такой же, каким он будет завтра. И я взойду по этим ступеням, и никто не сдержит меня. Пусть ни один из воинов не следует за мной, пока я не войду в зал, разве только я упаду по дороге замертво. Стойте же и смотрите!
– Нет! – воскликнул Божественноликий. – Это дело военного вождя. Здесь две лестницы: взойди по южной, а я взойду по северной и встретимся на ровном камне на их вершине.
Тут заговорил Ликородный:
– Военный вождь, позволь и мне молвить?
– Говори, брат, – сказал Божественноликий.
– Я мало что сделал сегодня, военный вождь и хотел бы стоять рядом с тобой на северной лестнице, пусть Могучеродный будет рад тому, что выполнит работу двух воинов и при том не слабодушных!
Божественноликий сказал:
– В том судьба военного вождя! Пусть Могучеродный падёт на южной лестнице, чтобы угасить свою скорбь и увеличить свою славу, а Божественноликий и Ликородный падут на северной. За дело же, братья!
Он с Ликородным отправились к своему месту, и все провожали их взглядами, а Лучезарная, которую всё ещё держал за руку Камнеликий, побледнела так сильно, что даже её губы утратили свой цвет. Девушка смотрела прямо пред собой, не разбирая, где находится, ведь она считала, что сражение уже окончилось, и Божественноликий вышел из него живым.
Могучеродный встряхнул головой и рассмеялся:
– Наконец-то, наконец-то!
В руке у него был меч – Сонный Шип назвали его, и это был древний клинок. Теперь он выпустил его из рук, и меч повис на запястье, держась на кожаной петле, а сам воин захлопал в ладоши и громко, по-волчьи завыл, и все сыны Волка, что только были в войске, а с ними и жители Леса подхватили его клич. Затем он, прикрыв щитом голову, встал пред первой из ступеней. Смуглолицые же засмеялись, увидев, что на них вышел всего один воин, хотя в сердца их уже прокрался ужас смерти. Могучеродный победно засмеялся в ответ и поставил ногу на первую ступень, пронзив мечом горло одному из вождей смуглолицых, а затем бросился в толпу, рубя направо и налево и скидывая смуглолицых с лестницы, которая была узкой, словно тропинка, идущая вдоль утёса, висящего над неведомыми глубинами моря. Враги в ответ рубили и кололи нападавшего, но они стояли так тесно, что один меч задевал другой, и одно оружие служило щитом против другого. Смуглолицые шатались на опасном краю лестницы, а Сонный Шип жалил направо и налево, успокаивая их жаркую ярость. Как бы отчаянны ни были враги, сражаясь не на жизнь, а на смерть, всё же они боялись своего противника и моря гнева под собой. Они боялись сделать неверный шаг, а Могучеродный ничего не боялся. Он весь, от ступней, до кончика своего меча, был орудием убийства, и сердце его бешено колотилось от долго сдерживаемой ярости, только усиливавшейся, когда воин думал о Наречённой, о её ранах и о всех несчастьях, причинённых его народу смуглолицыми с самого Великого поражения.
