Камнеликий снова покачал головой, затем бросил на юношу долгий взгляд и пробормотал:
– Ты опять уйдёшь в лес – завтра, или послезавтра, или в любой иной день, когда наступит срок.
Тут вошли слуги с факелами, а за ними и сам Старейшина вместе с Ликородным. Железноликий поприветствовал своего сына и сказал ему:
– Зря ты так вырядился – Наречённой не будет с нами этим вечером. Она осталась на пиру, что устроил род Яблони. Или ты хочешь сам отправиться туда, сын мой?
– Нет, – ответил отцу Божественноликий, – я слишком устал. Но я не сниму эти одежды. Пусть они будут на мне в твою честь и во славу нашего рода.
Все сели за стол, и Железноликий вновь стал расспрашивать своего сына о том, где он был, и о том, почему он так задумчив, и вновь сказал, что следовало бы ему выйти за пределы Дола и посетить города.
– Ибо, – говорил он, – завтра утром торговцы будут уже здесь, и то, что сын Старейшины присоединится к ним на обратном пути, станет для них великолепным известием.
Божественноликий медленно, скрывая своё волнение, ответил:
– Нет, отец, я не пойду с ними. Не бойся, вот увидишь, я ещё найду себе подходящее занятие в Доле.
И в самом деле, хотя Божественноликий и любил веселиться, потворствуя своим желаниям, в то же время он был трудолюбив. Мало кто во время косьбы мог состязаться с ним в этом занятии, не говоря уже о том, чтобы победить. Он уверенно и быстро валил деревья, ровно пахал твёрдые земли нижнего Дола, да и за любой другой работой был проворен и крепок.
Глава IX. Братья вместе с Наречённой едут в тисовый лес
На следующее утро Божественноликий оделся для работы и взял топор. Его брат, Ликородный, попросил сходить вместе с ним в тисовый лес. Не было никого, кто лучше него знал, как напрямую пройти туда и где можно нарубить прутьев, наиболее годных для луков. Старейшина имел право рубки в этом лесу. И вот братья вышли из дома Лика, но не успели они подойти к городским воротам, как, к своему удивлению, встретили Наречённую. Она ждала их там, держа на поводу взнузданного осла (он был нужен, чтобы везти тисовые прутья). Ликородный сказал ей, что собирается в лес и что, возможно, Златогривый пойдёт с ним, вот она и решила присоединиться к братьям, как это часто бывало и раньше. Встретив их, Наречённая поприветствовала Божественноликого поцелуем, как обычно. Он увидел её красоту и добрый, нежный взгляд, которым она смотрела на него, заметил томное выражение лица после поцелуя и подумал, что сам он больше не желает её так сильно, как она его. Сердце его упало, и он сказал себе: «Хорошо бы она была нашей родственницей! Вот если бы у меня была сестра, и этой сестрой была она!»
Все трое пошли по большой дороге, ведущей через Дол. Ликородный и Наречённая смеялись и весело болтали. Девушка была счастлива: она знала, что Златогривый побывал в лесу, и видела, что вернулся он невредимым, таким, как прежде. Правда, сперва юноша казался мрачным и немногословным, но вскоре он выругал себя за то, что своим видом портит всем настроение, и заставил себя развеселиться. У него это быстро получилось, ведь он подумал так: «Она заманила меня в тот дом. Она хочет, чтобы я сделал что-то, и я сделаю, и получу свою награду. Скоро придёт весна, и я буду готов».
Достигнув того места, где вчера Златогривый встретил трёх девушек, они свернули с дороги и направились вниз по склону. Златогривый залюбовался красотой Наречённой, но вспомнив обо всём, что с ним произошло, отвернулся, как отворачивается тот, кто случайно увидел что-то запретное. Он сказал себе: «Где же ты, Златогривый? Чей ты? Но если бы всё случившееся и было лишь сном, я всё равно хотел бы, чтобы эта красавица была моей сестрой!»
Но вот они добрались до тисового леса, и братья взялись за работу, а Наречённая стала им помогать. Она была крепкой девушкой и ловко обращалась с топором. В полдень устроили отдых, расположившись на зелёном склоне на опушке тисового леса. Поели хлеба, мяса, лука и яблок, выпили красного вина из Дола. Во время послеобеденного отдыха Наречённая затянула песнь о делах давно минувших дней. Пела она примерно так:
Всадники мчатся по долу – быстрее, быстрей,
Гонят своих белогривых, горячих коней,
Всадники вести спешат о войсках передать —
Там, у горы, собирается крепкая рать.
Словно пещерные тролли – смуглы и страшны,
Эхо их криков – раскаты небесной войны,
Грома раскаты. Несчётное множество их.
Прячьтесь, спасайтесь, надеясь остаться в живых.
Вот появились торговцы. «Скажите, куда
Держите путь вы? Дорога, конечно, трудна,
Но почему на вас шлемы и много клинков
В ножнах покоится?» Краткий ответ был таков:
«Кони устали, телеги без пользы стоят,
Будет за жизнь и товары сражаться отряд,
Рать приближается, сила её велика».
Всадники скачут вперёд – не часы, а века.
Вот уже ночь миновала, забрезжил рассвет.
Девушек всадники встретили: «Милые, нет
Ныне опаснее места – уйдите с тропы,
Скоро появятся копья, мечи, топоры —
Враг приближается». Дев не замедлил ответ:
«Всадники, спешьтесь, и здесь отдохните от бед,
Ешьте и пейте вино до полудня, пока
Ратью врагов не усеется эта тропа.
Мы к вам вернёмся, и вместе увидим ту рать,
Чтобы узнать их число, и быстрее послать
Вести правдивые: сколько телег и врагов,
Сколько оружия, сколько послушных рабов».
Всадники мчатся по долу – быстрее, быстрей,
Гонят своих белогривых, горячих коней,
Всадники вести спешат о войсках передать —
Там, у горы, собирается крепкая рать.
Шёл месяц жатвы, стояли, желтея, поля,
Дивный, большой урожай нам дарила земля,
Мы же сбирали лишь прутья для луков и стрел,
Зал наш щитами, доспехами ярко пестрел.
Пусть к нам приходят враги – мы их здесь подождём,
После ж окатим густым, беспощадным дождём
Копий и стрел. Наш народ убегать не привык,
Ибо он мудр и смел, хотя мир и велик.
Девушка прекратила петь и взглянула на прекрасную долину, широко простиравшуюся перед ними. Из кустов терновника вылетел дрозд и сел совсем близко от девушки. Этот милый герольд приближающейся зимы запел ответную песню. Чёрный и белый чибисы крутились на приречном лугу, льстиво высвистывая и зависая в воздухе над мягкой травой.
Девушка была счастлива, что рядом с ней Златогривый и Ликородный, её давние друзья. Но если бы она внимательнее посмотрела на Златогривого, она бы наверняка заметила в нём перемену, хотя обед и доброе вино, приятный летний день, нежный голос Наречённой и слова старой песни насытили желания его сердца и смягчили его.
