Кровом Вольфингам служил просторный бражный зал, украшенный так, как было принято у людей Марки в те дни. Построен он был не из камня, скреплённого известью, – каркас его собирали из крепких древесных стволов, срубленных в лесу и обтёсанных, а пространство между брёвнами каркаса заполняли переплетённым тростником, обмазанным глиной. Дом этот был очень длинным. С одного торца располагались Врата Мужей. Они были довольно низкими: если воин стоял на пороге, то плюмаж его шлема как раз касался дверной перемычки, и по обычаю высокий воин должен был склониться, входя внутрь. Возможно, в традицию это вошло во времена древних войн, когда враг мог оказаться на пороге дома. Впрочем, в то время, о котором идёт речь, с врагами уже сражались, не прячась за стенами, с ними бились в открытом поле, а при приближении серьёзной опасности составляли вместе телеги*, продолжая сражение под их защитой. В любом случае, дверь сделали низкой никак не из-за скупости строителей. Стена примерно на три фута над дверной перемычкой была украшена разнообразными растительными орнаментами и изображениями драконов. У противоположного торца здания располагалась похожая дверь. Через неё входили женщины, и потому называлась она Вратами Жён.
Со всех сторон, кроме той, где подступал лес, у бражного зала стояли хижины и хлева. Были здесь и сараи, где хранились товары на продажу, и кузни, и ремесленные помещения – для всего того, чем было не с руки заниматься в бражном зале. Кроме того, там же ютились невольники. Некоторые юноши, которых любили невольницы, подолгу оставались там, неохотно возвращаясь в бражный зал, – вместо того, чтобы проводить время под его крышей, они предпочитали вести более свободную жизнь. Холмы же между поселением Дома Вольфингов и диким лесом, обителью волков, поросли пышными кустами.
Внутри дома вдоль всего зала шло два ряда столбов, сделанных из самых крупных деревьев, какие только можно было найти. На каждом из них, на основании и на капители, были вырезаны венки, переплетённые ветви, сражающиеся воины и драконы. Этот дом напоминал церкви, что стали строить в более поздние времена: в нём были центральный и два боковых нефа с прорубленными окнами в крыше. В боковых проходах находились спальные места родичей, а в центральном проходе между столбами дымились три очага, и над каждым из них в крыше было вырезано окно – через него выходил дым от горящего в очагах огня. Зимой, при ярком солнце, взору являлась чудная картина: три столба дыма клубясь, стремились вверх, к невидимой с пола крыше, и солнечные лучи наискось перерезали один из них. Балки крыши и её каркас были такими большими и находились так высоко, что сказывают, будто никто не мог увидеть их с пола иначе, кроме как подняв к ним горящий факел на длинном шесте – ведь у людей Марки не было недостатка в дереве.
Ближе к Вратам Мужей, на возвышении, стоял поперечный стол. Рядом находился самый большой и самый внушительный очаг из трёх (другой располагался посреди зала, третий же – на женской половине). Вокруг всего возвышения вдоль торцовой стены от столба к столбу были растянуты шпалеры*, изображавшие древние события, подвиги Вольфингов и дела богов той страны, откуда давным-давно прибыл народ Марки. Это было самое красивое место во всем доме, и его любили больше всего. Особенно дорого оно было старейшим и сильнейшим из мужчин, ибо здесь из уст в уста передавались сказания и пелись песни, а также, что особенно нравилось жителям Марки, обсуждались новости. Здесь же возвещал о бедах и радостях гонец, и здесь же старейшины решали дела Вольфингов, Средней Марки или всего народа.
Но не стоит думать, что тут проходили торжественные совещания и народные собрания, на которых решалось, как следует поступить и что следует воспретить. Такие советы, называемые тингом, Дома ли Вольфингов, Средней ли Марки, или всего народа, проводились на особом месте в лесу, вдали от полей и лугов, там, где их устраивали испокон веков. На такой тинг должны были прийти все люди Дома, Марки или народа – каждый мужчина. На месте тинга находилось Кольцо Судьбы, внутри которого те, кого избирали родичи (сейчас бы мы назвали их судьями), вершили судьбы людей. Но под крышей бражного зала судьбы не решались, и публичные речи не звучали ни здесь, ни на вспаханных полях, ни на пастбищах. Таков был обычай предков, идущий, как говорила народу память, ещё от тех дней, когда не было ни домов, ни полей, ни стад, но только земля и то, что росло на ней.
Над возвышением в бражном зале на потолочной балке висел на цепях изумительной красоты стеклянный светильник. Стекло, из которого был он сотворён, не походило на то, что делалось руками людей Марки, оно было более чистым, зелёного, как изумруд, цвета. Украшали светильник золотые изображения: здесь были и обычные орнаменты, и фигуры невиданных животных, и воин, убивающий дракона, и восходящее солнце. Никто не знал, откуда появился этот светильник, но все люди Марки почитали его как древний и священный предмет, и Вольфинги днём и ночью поддерживали в нём огонь. Для этого они выбирали из своего рода незамужнюю девушку, ведь все жёны, жившие в бражном зале, не принадлежали к Вольфингам, они были из тех родов, откуда Вольфинги их брали.
Вечно горевший светильник называли Солнцем Крова, и девушку, отвечавшую за него (а для этого избирали самую прекрасную из девушек Вольфингов), также принято было называть Солнцем Крова.
В другом конце дома находилась женская половина. Там стояли ткацкие станки и всё прочее, необходимое для чесания и прядения шерсти.
Таков был бражный зал Вольфингов. Остальные роды Средней Марки, а самыми большими и древними из них были Элькинги, Валлинги, Альфтинги, Биминги, Гальтинги и Бэринги, жили в подобных залах. На их знамёнах были изображены лось, сокол, лебедь, дерево, кабан и медведь. Но в Средней Марке были роды и поменьше, чем названные, отделившиеся лишь недавно. Гартинги же, о которых уже сказывалось, были из Верхней Марки.
Глава II. Стрела Войны
Сказывают, что случилось это, когда пшеница уже заколосилась, но ещё не пожелтела, когда молочных коров давно перевели из стад в хлева, а коней и овец пасли по ночам, и вечерами всадники по одному или по двое направлялись через пшеницу и рожь к лугу. Одним летним вечером вокруг невольничьих хижин собрались и мужчины, и женщины, как невольники, так и свободные. Одни переговаривались, другие слушали песню или сказание, кто-то сам пел, кто-то танцевал. От группы к группе перебегали дети, что-то выкрикивая пронзительными голосами, похожими на голоса молодых дроздов, ещё не научившихся петь. Здесь же были и дымчатые собаки с длинными лапами и острым носом, худые и высокие, не обращавшие внимания на детей, которые довольно бесцеремонно играли с ними. Собаки лежали или медленно, безо всякого дела бродили с места на место, словно уже позабыв, что такое охота в диком лесу.
В это прекрасное время года всем было весело: ожидали сбора урожая и радовались жизни. Оружия с собой не носили, разве что какой-нибудь пастух или пастушка, поздно возвращающиеся с луга, прихватят рогатину. Собравшиеся мужчины и женщины были высокого роста и почти все миловидны, со светлыми волосами и серыми глазами, немного высокими скулами и здоровой, обычно светлой, но теперь потемневшей от солнца и ветра кожей. Невольники же были несколько ниже и темнее своих хозяев, черноволосые и темноглазые, с тонкими руками и ногами, что придавало некоторым из них особую прелесть, но иногда ноги у них были кривыми, а руки узловатыми. Встречались и такие, что по виду ничем не отличались от свободных и, без сомнения, принадлежали к какому-нибудь племени готов, разбитому людьми Марки либо их отцами.
