– У Павликиной мамы такие же коричневые волосы, как у него, а у нее… – Она выбросила в сторону Оксаны тоненькую ручку с указующим, не менее тоненьким перстом, – черные. Где у нее веснушки? Где?
– Ну… не у всех же людей есть веснушки! Вот у Павлика же, например, их нет!
– Павлик чужой, – справедливо заметила Наташенька.
– Знаешь что, давай-ка спать, – предложил ей Алексей. – Ты же из сказок знаешь, что утро вечера мудренее. Может быть, завтра ты и сама посмеешься над тем, что сказал тебе этот глупый Павлик.
– Павлик не из сказки, – опять произнесла вполне дельную вещь Наташенька.
– Тем более! – Алексей взял дочь на руки и понес в постель. Уложив ее и подоткнув со всех сторон одеяло, он сказал: – А завтра мы поедем к бабушке на день рождения.
– С ней? – сурово спросила дочь.
– Нет… – покачал головой Алексей. – Вдвоем.
– А она?!
– А у… мамы свои дела. А вечером она будет ждать нас с ужином…
– Она не мама! – крикнула девочка и горько расплакалась.
– Зачем ты ее обижаешь, Наташа? Ну что она сделала тебе плохого?
– Все плохое! Она даже не купила мне мороженого, когда я просила!
– Вот что, милая моя, эту историю про мороженое я слышал уже сто раз! – рассердился Алексей. – Раз не купила, значит, так было надо! И хватит вспоминать про мороженое, а то вообще никогда в жизни его больше не получишь!
– Ты тоже меня больше не любишь, да, папа… – прошептала Наташенька, и Алексею стало стыдно и за свою излишнюю горячность, и за то, что он никак не мог обеспечить своей дочери счастливое безоблачное детство, которое было у него самого, несмотря на такую же рыжесть и веснушчатость.
Он сел на пол, положил свою голову на подушку Наташеньки и сказал:
– Конечно, люблю. Как же я могу тебя не любить, когда мы такие одинаковые. Ты – это все равно что я.
– А я – как ты, да, папа?
– Да…
Когда девочка все-таки уснула, Алексей вышел на кухню и тяжело опустился на стул у стола. Оксана подошла сзади, обняла его за шею и уткнулась лицом в пушистые рыжие кудри. Он за руку вытащил ее из-за спины и посадил к себе на колени.
– Я люблю тебя, – сказала Оксана и провела пальцами по его щеке.
– Я это чувствую, – отозвался он. – Я долго не мог до конца в это поверить, а теперь…
Оксана опять обняла его за шею, и они долго целовались, временно забыв про свои неприятности. Потом он слегка отстранился от нее и сказал:
– И все же… еще можно повернуть назад, пока мы не расписались…
– В каком смысле? – испугалась Оксана.
– Ну… если ты не сможешь жить рядом с Наташей…
Она вскочила с его колен и сразу осипшим голосом проговорила:
– То есть ты… готов от меня отказаться… из-за… своей дочери?
– Ну… не то ты говоришь, не то… – сморщился Алексей. – Я боюсь сломать тебе жизнь…
– Сломать?!
– Ну… не знаю… Может быть, я опять подобрал неподходящие слова… В общем, я и за себя боюсь тоже… Мне кажется, я не перенесу, когда ты мне вдруг скажешь, что не в силах больше ее терпеть… Может, уж лучше сейчас, сразу…
– Что ты говоришь, Алеша?! – ужаснулась Оксана и закрылась руками.
Он подошел к ней, оторвал ее руки от лица и сказал:
– Ну посмотри на меня еще раз, Оксана! Я боюсь, что, когда горячка пройдет, ты вдруг обнаружишь, что я не тот… что не с тем тебе нужно… И вообще пожалеешь…
– Ну что ты… – опять потянулась она к нему руками и губами. – Я люблю тебя, люблю… И ты не смеешь так говорить…
И он снова сдался, хотя уже почти совсем решился вырвать ее из сердца, раз и у нее ничего не получается с Наташей. Он совершенно не мог ей противиться. Она значила для него не меньше, чем дочь. Он страшно любил ее. Гораздо больше бывшей жены Алины. Гораздо больше всех вместе взятых женщин, которые встречались на его пути. Она была самой главной…
И Алексей прижал ее к себе так, будто кто-то собирался у него ее отнять, будто они обнимаются последний раз перед тем, как расстаться навсегда. Наверно, даже если бы опять проснулась Наташенька, он не смог бы сейчас оторваться от Оксаны. Он весь переливался в нее и растворялся в ней, и ничего в этот момент не надо было другого. Существовали только он и она, их сумасшедшая любовь, а все остальные вполне могли подождать до утра, даже Наташенька…
Утро для дочери Алексея Пылаева мудренее вечера так и не стало. Она капризничала и утверждала, что Оксана нарочно вчера съела все печенье, чтобы сегодня ей не досталось. Оксана говорила, что печенье они все вместе съели за ужином, но девочка все равно твердила одно и то же: «Съела! Съела! Специально!» Алексею очень хотелось отшлепать дочку, но он понимал, что именно этого она и ждет. Она готова пострадать, потому что ее страдания целиком и полностью будут на совести Оксаны. Конечно, в своем пятилетнем возрасте Наташа так думать не могла, но она интуитивно чувствовала, как надо себя вести, чтобы досадить Оксане.
Расстались они тогда, когда Оксана была уже на таком взводе, что у нее кривились губы и дрожали руки.
– Мы вернемся примерно к шести, – сказал на прощанье Алексей. – У Сашки совсем маленький ребенок, поэтому вечер им нужно освободить. А ты… – Он сжал Оксанину руку, – не бери ничего в голову. Будем надеяться, что сегодняшний вечер будет мудренее утра. Наташа любит бывать у бабушки. Всегда возвращается от нее счастливая и умиротворенная.
Он нежно тронул Оксанину щеку губами и захлопнул дверь квартиры. Почему-то ему показалось, будто вовсе и не дверь захлопнулась перед его носом, а опустился тяжелый занавес, отделяющий эту, счастливую часть его жизни от другой, постылой и ненужной. Алексей тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения, и поспешил взять в свою руку теплую ладошку дочери. Оставшись вдвоем с ним, Наташенька тут же перестала капризничать, а принялась весело щебетать про детсадовские дела: про новенькую девочку с белыми волосами и красными бантами, про новые качели и гадкий суп с крупой, который ей страшно надоел и который она ни за что не станет есть, даже если тетя Злюся выльет ей его за шиворот. Алексей подумал о том, что как-нибудь собственноручно задушит эту тетю Злюсю, если она не прекратит тиранить ребенка, а потом решил для начала поговорить о ней с заведующей детским садом. Он, конечно, знает, что ввиду крошечной зарплаты хороших нянечек сейчас и днем с огнем не сыскать, но его дочь в этом совершенно не виновата и отдать Наташу на растерзание тете Злюсе он никак не может.
В квартире брата Алексея, Сашки, Наташенька чувствовала себя как рыба в воде. Здесь все были не только родными, но и рыжими. Рыжей и веснушчатой была ее любимая бабушка Оля, рыжим и невероятно похожим на ее отца был дядя Саша. Рыжими были два Наташенькиных двоюродных брата, и даже у маленькой Верочки уже золотились на макушке золотистые волосенки. Жена дяди Саши, тетя Люда, была светлой блондинкой и тоже с веснушками, благодаря которым не выпадала из общего стиля.
