— На моем месте так поступил бы каждый! — заверил Богуславский со всем положенным пафосом. — Ладно, не бери в голову. Я ведь и себя спасал, сама понимаешь.
— Ну вот, опять всё опошлил. Мог бы, хоть для приличия, сказать что-нибудь красивое! Кстати, я ведь за входом наблюдала, но тебя не видела почему-то.
— А я через задний проход, — усмехнулся телохранитель, так и не вспомнив, кого на сей раз цитирует. — Смеяться, кстати, не советую, потому как мы сейчас в нем и находимся. А впереди нас ждет самая натуральная клоака, ты уж мне поверь.
Глава пятнадцатая
Посвященная болоту и его обитателям
Болота бывают разные. Моховые, например, распространенные в Сибири-матушке и выглядящие вполне презентабельно. Торчат сплошь и рядом кочки, вроде кротовых холмиков, растет на кочках мох, зеленый и красный. Клюква сверху проглядывает, морошка всякая там. Идти по этим кочкам все равно, что по водяному матрасу, пружинисто и приятно. Комары одолевают, но это мелочи.
Бывают болота торфяные, воспетые еще господином Конан-Дойлом. Скверные места, коварные. Жидкая грязь и «окна», прикрытые слоем зелени. Даже опытному человеку сюда лучше сюда не соваться, если не знаешь тропок и гатей.
Самая нейтральная категория болот — те, что сам Богдан именовал «водянистыми». Бывшие озера и низины затопленные. Водоросли и тина сплелись за годы, образовав под водой многослойную сетку, вроде крепкого гамака, способную выдержать человеческий вес. Поверх сетки настелился слой ила, выросли камыш и кувшинки, поселилась в стоячей воде разномастная болотная живность. Глубина по пояс, идти можно, но неприятно. Ноги вязнут, пузыри сероводорода всплывают на поверхность и лопаются, одаряя запахом тухлых яиц. Сетка, опять-же, не везде сплошная. Иногда тоже «окна» попадаются, да такие, что ухнешь и не всплывешь.
Так или иначе, но при всех минусах «водянистого» болота имеется у него глобальный плюс — проходимость. Пусть медленно, осторожненько, шестом дорогу нащупывая, но двигаться можно. А любые препятствия, даже самые неприятные, когда-нибудь да кончаются.
Часа полтора назад, когда лес уступил помаленьку место густым и трескучим зарослям, дискомфорт ощутили все. Даже Богдан, на что уж привычен был лазить по таким насаждениям. Толстые, суставчатые стебли при малейшем ветерке цепляли друг друга, издавая гулкий шелест.
— Это бамбук, — пояснил телохранитель, срубая первое «удилище». — Помогите-ка…
Десяток нарезанных стеблей уложили в два слоя, связали капроновым шнуром с рукоятки Богдановского ножа. Закрепили на импровизированном плотике рюкзаки, карабины и прочую амуницию, сверху натыкали веток, для маскировки. Шест в полтора человеческих роста Богдан срезал еще в лесу, потому шагнул в воду без промедления.
— Ну, будем живы…
С тех пор так и шли, не спеша. Окружающий пейзаж очень смахивал теперь на нечто среднерусское, исконное, воспетое бесчисленными художниками. Вода, кувшинки, редкие пучки камыша, мелкая ряска на поверхности. Еще клочья тумана тут и там. Неумолкающий хор лягушек и вопли неизвестных птиц — при полном отсутствии видимой жизни.
— Мерзкое ощущение, когда одетым в воду забираешься! — проворчал Суханов, идущий вторым в колонне, вслед за Богданом. — Такое чувство, пардон, будто в штаны навалил! И запах вокруг соответствующий!
— Ничего, привыкнете. Зато пиявки до тела не доберутся, — вспомнив про прочих, куда более мелких тварей Богуславский ощутил по всему телу мгновенную чесотку, поморщился.
— Что-то и крокодилов не видно, — сказала Кира задумчиво. — Я уж думала, они тут стаями ходят.
— Насчет стай вынужден разочаровать, — отозвался Богдан светски, прощупывая очередной метр пути. — Крокодилы, знаете ли, одиночки, по сути своей. Почти как тигры. У каждого есть личный охотничий надел. Что касается этих мест, так здесь, по-моему, даже рыбы нет.
Самым психологически-трудным моментом, действительно стало пребывание в воде одетыми. Особенно обувь раздражала — ну не приучен человек в башмаках купаться, хоть ты что! С младенчества не приучен! Хлюпает все, булькает и ощущение возникает то самое, упомянутое Сухановым, хотя и это еще цветочки. Помимо прочего, долгое пребывание в воде способствует неприятным штуковинам, вроде «окопной стопы». Так ноги опухнут, что в ботинок не впихнешь.
— Как встретим деревья, сразу сделаем плот, — пообещал Богуславский, припоминая карту местности. — Думаю, полностью оцепить болота даже у них сил не хватит, потому будут перекрывать самые вероятные направления. Если, конечно, догадаются, что мы сюда рискнули залезть.
— Я так понимаю, что ты их традиционно наколол, и это нам будет стоить лишней недели такого купания?
— Вы меня переоцениваете, Дмитрий Константиныч. Речь может идти о трех, максимум, днях, да и то вряд ли. На болотах ведь время летит незаметно…
Отдаленный гулкий стрекот оборвал фразу на полуслове, заставив всех троих изобразить классическую немую сцену. Оглянулись в поисках укрытий, не обнаружили таковых и осознали, что бежать, собственно, некуда.
— Давайте-ка присядем, — предложил телохранитель, по инерции, все тем же светским тоном, вытягивая из чехла мачете. Срубил одним махом пучок камыша, протянул спутникам две пустотелых соломинки, не удосуживаясь дать инструкцию по эксплуатации.
— А плот наш не заметят?
— Пусть только попробуют! — бодро пригрозил Богдан, углядевший уже в светлеющем небе силуэт винтокрылой птицы. — Всё, погружаемся!
Зажал в зубах камышину и первым, не без внутреннего содрогания, опустился на четвереньки. Тишина. Вязкая, переполняющая уши, дребезжащая. Гул бьет в барабанные перепонки, становится огромным, как сам мир…
Богдан думал про плот. Про бамбучины разной длины, долженствующие лишить плавсредство четких очертаний и сделать его контур расплывчатым, «природным». Поможет ли? С воздуха всё видится иначе, а ветки, маскирующие груз, могут улететь от такого ветра. Свистит все, гудит, ревет. В ухо кто-то, определенно, пытается залезть и шурудит самым наглым образом. Рыбка? Пиявка? Червяк водяной, из тех, что проникают и поселяются? Отпихнем назойливую бяку и уши ладонями зажмем. Давно бы так! Камышинка прикушена, не выпустить бы ненароком, да водицы помойной не глотнуть! Хотя и это ерунда, товарищи, в сравнении с пулеметной очередью. Шепнет вертолетчику интуиция пару ласковых, тот и саданет, на всякий пожарный. Или десант сбросит — по тросу, прямо на головы «ныряльщикам».
Так думалось. Еще стояла перед глазами совсем уж нелепая картинка, волк из «Ну, погоди!», занявшийся дайвингом — а тут ему на дыхательную трубку воробышек сел. Во всех красках увиделось и в мельчайших деталях. Подивившись странностям сознания, Богдан «стирать» картинку не стал — она сейчас куда приятней реальности. Терпеть помогала.
Гул удалялся невыносимо долго — огромная мембрана воды передавала его на десятки метров. Стих, наконец. Уши «откупоривать» не хотелось, и Богуславский выждал еще минуту-другую. Поднялся с шумом и плеском, будто болотный демон из ужастика, камышинка полетела в сторону, вдохнул с великим наслаждением.
