— Ой, ну до чего же пакостно, а! — голос Киры прозвучал как стон, а в руках, естественно, зеркальце. — Кошма-ар!
Что ж, наполовину Богдан был с нею согласен — но только наполовину! Если не опускать взгляда ниже Кириной мордашки и не замечать комбинезона, пикантно облепившего тело. Сам Богуславский, по собственному мнению, выглядел сейчас куда печальней, а уж про Дмитрия Константиновича речи вовсе не шло. Эффектное зрелище — борода, опутанная тиной и ряской.
— Поздравляю с посвящением, господа, — сказал Богдан, дабы не рассмеяться вовсе уж непочтительно. — Теперь мы стали здешние, почти родные. Глядишь, и уходить не захочется.
— Ты все шуткуешь, — проворчал Суханов, вытрясая методично воду из ушей. — Я вот ничего смешного не вижу! Загнали нас как крыс в помойную лужу, еще и нырять заставили. Видел бы это кто-нибудь из моих коллег!
— Да плюньте вы на них! Плюньте и забудьте, до тех пор, пока отсюда не выберемся. Сейчас вы просто человек, загнанный в угол и обязанный выжить любой ценой.
— Так можно вообще чёрт те во что превратиться!
— Ну, не навечно-же. Это, знаете, как в тюрьме — если уж туда угодил, не дай Бог, то и жить придется по тамошним законам, не вспоминая прежние должности и звания. Те, кто этого не понял, быстренько теряют волю к жизни, вешаются, или под нары переселяются. Иногда, вообще просто так умирают — от невозможности принять новые условия жизни.
— А ты что, сидел?
— Не довелось пока, — отозвался Богдан, а про себя сказал быстренько, как заклятие против злых духов: «От сумы, да от тюрьмы не зарекайся, не зарекайся, не зарекайся!» Еще одно суеверие, из тех, что пачками имеются у каждого профи. Вспомнил, заодно, мистера Кроунинга и давнюю внутрикамерную разработку, в ходе которой довелось и парашу понюхать, и на нарах поваляться. А тюрьма, между прочим, русская была — изолятор, точнее, временного содержания. Со всей присущей спецификой.
— Может, он, конечно, контрольный облет делает, — подумал Богуславский вслух, разворачивая карту. — А возможно, десант повез. Вот сюда, например, на один из островов. Как раз по ходу нашего движения.
— Опять, значит, курс меняем? У тебя, случайно, Вани Сусанина в роду не было?
— Нормальные герои всегда идут в обход, — отозвался телохранитель философски, подумав, что, за последние сутки менять этот самый курс приходится что-то очень уж часто. Закономерность нехорошая, прям таки. Или, что вернее, обычная тактика загнанного волка — кружить, отыскивая прорехи в кольце флажков.
Следующие два-три часа показались долгими, как трое суток. Туман рассеялся начисто, солнце, вышедшее в зенит, не натыкалось больше лучами на деревья и лупило впрямую. Одна радость: мошкара куда-то скрылась, позволив путникам откинуть сетки. Богдан идущий, по-прежнему, во главе колонны, поймал себя на том, что засыпает. Натурально так отключается сознанием, продолжая двигаться и выполнять осмысленные действия. Руку вытянул — шест погрузил — нажал — сделал шаг — шест вынул — руку вытянул… Опасное состояние, именуемое «боевой усталостью» — когда жизнь и смерть становятся до фени, а на мелкие раздражители просто перестаешь реагировать. Господа офицеры Первой Мировой, ощутив подобное после многомесячного сидения в окопах, начинали баловаться «русской рулеткой». Не потому, что дураки, а просто… обрыдло все! Господа шпионы-нелегалы, утомясь многолетним положением «свой среди чужих», такие допускают проколы, что диву даешься. Вся выучка и опыт насмарку! Помочь тут способны резкая смена обстановки, полноценный отдых, либо, в крайнем уж случае, стимуляторы. Тот же фенамин. Достанем-ка упаковочку, прямо сейчас…
Шест, выставленный вперед, ухнул, вдруг, неведомо куда, а следом и Богдан чуть не нырнул. Отмахнулся, удержав равновесие, выматерился, потянул палку обратно. Впереди, в метре буквально, прощупывалось «окно», таившее неведомые глубины. Не первое и не последнее, но самое своевременное. Опять, как давеча ночью, адреналин хлынул в кровь, голова проянилась и чутье обострилось. Надолго ли?
— Вот интересно, живет там кто-нибудь или нет? — подумала Кира вслух, когда препятствие осталось позади. — Там, ВНИЗУ? Может, там какая-нибудь форма жизни, тысячелетней давности?
— Ага, динозавры.
— Нет, а что?! Писали же где-то, что в Южной Америке, в болотах, до сих пор ящеры обитают!
— Слушай, ты не на журналистике училась?
— Нет, на геофаке. Начинала, да бросила, — спохватившись, Кира взглянула на Богдана сердито, будто вторгся, ненароком, в чрезвычайно запретную сферу. Помолчала минуты две, но не выдержала:
— Я что, так уж похожа на журналистку?
— Скорее, на модель, — ответил телохранитель банальным, но искренним комплиментом. — Просто чувствуется в тебе характерная любовь к приключениям. Плюс привычка домысливать фактуру там, где ее нет.
— Это в чем же?
— Хотя бы насчет жизни тысячелетней. Возможно, Лох-Несс с тех самых пор и существует, но это потому, что вода холодная и травы мало. А такое болото, как тут, за пару веков зарастет тиной, перегниет и превратится в торфяную жижу.
— Н-да, действительно. Стремительно глупею от этой ходьбы и от этих мест. Все кажется таким древним, первозданным!
Богуславский, улыбнувшись, подумал, что не так уж Кира и наивна, если взглянуть на вопрос с разных сторон, а не только с научной позиции. Кое-кто из парней, побродивших по экзотическим местам, тоже, помнится, любил поговорить о всяком этаком. Толя Карпенко, к примеру. Три года военным советником в Анголе, литры виски и джина, принятых внутрь «для профилактики», но острейшего ума человек. Одной из главных Толиных тем за рюмкой чая как раз и были побасенки про африканские чудеса. Про зверей, науке неизвестных, да про демонов, которые не демоны даже, а полноправные обитатели джунглей. Одного Карпенко, якобы, сподобился лично увидеть, но принял сперва за гориллу, и после еще долго сомневался. Байки, вроде бы, да только не смахивал майор Карпенко на трепача. Серьезный мужик, из старых еще «Вымпеловских» кадров. Такие зря не скажут…
Поздний завтрак было решено организовать, когда добрались до острова. Не способствует аппетиту нахождение по пояс в воде, да и шанс на повторное появление «вертушки» вполне реален. Терпели до поры. Островок проявился прямо по курсу давно, вот только достигнуть его никак не удавалось.
— Может, мираж? — предположил, всерьез, Дмитрий Константинович. — Жара ведь несусветная!
Дальнейшие события, впрочем, доказали обратное. Нагромождение глины площадью не больше квадратного километра, заросшее камышом и бамбуком, оказалось материальным вполне, относительно сухим, да, вдобавок, необитаемым. Последний факт установили, обойдя, с оружием наизготовку, все доступное пространство. Нарезали травы, постелили, уселись. Друг на друга взглянули.
— Анекдот такой есть, — рассмеялся Суханов. — Плывут, значит, двое выживших после кораблекрушения в открытом море. Один другого спрашивает: «Как думаешь, далеко земля?» Второй отвечает: «Метров сто, не больше.» Первый делает круглые глаза, начинает оглядываться, наконец не выдерживает: «В какую сторону-то?!» А второй ему этак невозмутимо: «Вниз, дружище, вниз».
