— Я не могу оставьить паству бьез контроля, потому что льюди несовершенны. Они слабы и всьегда готовы прьедаться распутству.
— Ясно, — кивнул Дмитрий Константинович с видом участника философского диспута. — Тогда желаем вам дальнейших успехов на ниве обращения ближних своих к Свету. Мы вынуждены откланяться.
— Как? Неужели наше скромное пристаньище оскорбьило вас?! — удивился Куо Шинг Лай с такой искренней горечью, будто впрямь узнал обо всем только сейчас. — Или наши ритуалы кажутся вам слишком отвратьительными?
Глубокий вздох, очередная щепотка на угли, и запах в комнате вновь переменился. Горьковатым стал, пряным, щекочущим — будто десятки крохотных муравьев набились в носоглотку и принялись сновать, щипая челюстями.
— Мы просто не можем злоупотреблять гостеприимством — сказал Богуславский, сдерживая чих. — Дела, к тому же… там… на материке…
Спутники его, судя по всему, испытывали то же самое, а вот Повелитель сидел с невозмутимейшим видом. Привык, наверное, к своим благовониям.
— Да, дьела — это уважьительный повод. Но ведь господин Дэн Соухэнд еще больен, не так ли? — при произнесении энглизированного «имени», в голосе Повелителя прозвучала, вдруг, явная насмешка. — К чьему спьешить туда, где вас ньикто не ждьет! Отдохньите, господа, отдохньите…
А муравьи щекочут нос все сильней, и надо бы вычихнуть их, но уже никак! Въелись глубоко, до мозга добрались, наполняя череп сладкой истомой, делая ватными руки и ноги. «Мать твою!.. — подумал Богдан беспомощно, самым краем угасающего сознания, — Да это же!..»
Потом накатила темнота.
* * *
…Запах.
Первое, что чувствуешь, выныривая из забытья — это именно он. Сладковатый, противный, напоминающий об опасном и манящем, одновременно.
Запах мускуса.
Что-то большое и тяжелое плещется в непосредственной близости, звуки издает, сходные с хрюканьем, или с ревом.
Все это вместе взятое, Богдану абсолютно не понравилось.
Вздохнув, открыл глаза и уперся взглядом в крокодила. Самого натурального, огромного, что твой грузовик. Расстояние до рептилии не превышает пары метров — по вертикали, к счастью. Внизу крокодил беснуется, отделенный от человека не только пространством, но и решетчатым деревянным полом. Дотянуться не способен, при всем желании.
Осознав сей факт, Богдан перешел к детальному обзору местности. Результаты выглядели неутешительно — в двух словах можно было оценить их как «полный звиздец». Полнейший! Клетка из толстого бамбука висит аккурат над крокодильим прудом, три человека внутри. Богдан, Суханов и Кира. Распяты на бамбуковых же рамах. Толстые веревки, проходя сквозь каркас, удерживают рамы на весу, ноги болтаются над полом, впечатление от всей картины наимерзейшее.
— Богдан, ты очнулся?! — громкий шепот принадлежал Кире. — Зачем они это делают, Богдаш?
Богуславский не ответил, лишь зубами заскрипел и отвернулся. Обидно ему было, стыдно до слез, и словами не описать. Супермен, блин! Бывший спецслужбист, бывший нелегал, телохранитель… теперь тоже, наверное, бывший. Накололи, как мальчика, заговорили, отвлекли! А ведь должен был предвидеть — слыхал неоднократно про восточные каверзы! Про ароматы, отключающие сознание, про яды, проникающие сквозь кожу и несущие человеку «отложенную смерть». Много чего. Мудрая Азия тут давным-давно обошла просвещенную технократическую Европу, а иной здешний лекарь переплюнет по части отрав даже легендарное семейство Борджиа.
Ладно, чего уж теперь!
Ожидание продлилось недолго: заскрипел помост, открылась дверка, и шагнул на террасу Куо Шинг Лай, собственной персоной. Глянул ласково на бушующих внизу рептилий, отослал небрежным жестом маячившего сзади «брата», а улыбка блеснула вовсе дружелюбно.
— Здравствуйте, господа. Ещьё раз.
— Плюнуть бы в тебя, да не люблю эффектных жестов, — проворчал очнувшийся уже Суханов. — Подойди, хоть поближе-то, господин Су Кин Сын!
— О, сэр Соухэнд, гдье же ваше самообладание? Совьетую брать примьер с вашего охранника. Он опредьеленно умьеет проигрывать, да?
— Я этому долго учился, — ответил Богдан, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и равнодушно. — Будьте так любезны, господин Куо Шинг Лай, объясните, какая муха вас укусила? Сидели, понимаешь, беседовали, а потом…
— Муха? — вскинул сайбанец нитевидные брови. — О да, шутка, я поньимаю! Видьите ли, сэр Богги. От нас ньикто не уходьит совсьем. К сожальению, это едьинственный способ сохраньить наше посьеление в тайнье. Тем болье, послье того, как вы, сэр Богги, предпрьиняли ночную прогулку по острову…
О, черт! Телохранитель ощутил, как мгновенная краска стыда и злости заливает лицо — представил себя, ползущего и перебегающего под насмешливыми чужими взглядами.
— А сегоднья вы так сразу захотьели уехать. Почьему? Увьидели там костьи ваших предшествьенников?
— Что?
— Не увьидели? Странно, — поразмыслив пару секунд, Повелитель продолжил тоном скучающего лектора. — Вьидите ли, господа, не вы первые здьесь. Наш остров, при всей его э-э… затьерянности все же посьещают иногда льюди. Крестьяне, охотники, партьизаны. Мы не можем позвольить им уйти. И не можем позвольить, чтобы человечьеский материал пропадал зря.
— Так вы что… крокодилам их скармливали? — голос Киры стал вдруг хриплым. — Живых людей?!
Богдан чего-то подобного ожидал, а потому глядел на сайбанца с брезгливым любопытством. Аргументы хотел услышать. Мотивации.
— Вьидите ли мисс Ки, для мьеня и моей паствы очьень важны рьитуалы. Не убийство, ньет — жертвоприношения. Крокодил сльишком свят для нас, чтобы кормьить его мьясом ольеней и свиней, он есть воплощьение Небьесного Существа. То есть, обычно нам все же приходится, но если уж выпала возможность…
— Слушай Куо, — сказал Богуславский доверительно, как учили когда-то. — Слушай, ну зачем тебе все это, а? Ты же, вроде, умный мужик, в Союзе учился, мир повидал. Не дикарь. Чего ты дурью-то маешься?
— Льюбовь, мистер Богги, — ответил Повелитель так же тихо и серьезно, даже акцент стал поменьше. — Каждый нуждается в любви, каждый. Я хочу, чтобы паства льюбила меня.
— Так и думал, что ты п…р, — хмыкнул Суханов, заставив Богдана поморщиться. Клиент своим хамством вполне мог сорвать наметившиеся «подходцы».
— П…р? — на лице Куо Шинг Лая вновь отразилось удивление, затем рассмеялся. — Это который… которого… русская ньенормативная льексика, да?
— Она самая!
— О, ньет, сэр Соухэнд, вынужден глубоко разочьяровать. Льюбовь двух мужчини — это их дьело, но я это не поощряю. Моя паства не льюбит мужчин, и женщин не льюбит тоже. Травы, которые я даю, изльечивают от всякой физьической страсти, к кому бы то ни было. Я не хочу, чтобы их льюбовь ко мне дельилась с другьими.
— Да вы просто извращенец, — сказал Кира, едва слышно всхлипнув, хотя глаза остались сухими. — Импотент! Маньяк!
