Я утверждаю, что изучать то, как мы думаем о мыслящих машинах и их создании, полезно для общества. Я призываю к исследованиям, которые объединят нейронауки, когнитивистику, информатику и собственно разработку искусственного интеллекта. Понимание природы мышления и репликация его в машинах идут рука об руку с осознанием того, как выполняет свою работу мозг.
Сближение математики, нейробиологии и технологических разработок создает новые возможности междисциплинарного взаимодействия. Мечта о том, чтобы понять, как работает мозг, не нова, и все же — как видно из дебатов вокруг ИИ — сейчас подходящее время для того, чтобы сделать шаг к этой мечте. Мы видим зарождение новой области — науки и техники интеллекта, в которой нам предстоит достичь фундаментальных, очень важных для человечества результатов. Мы должны продолжать исследования, а не сворачивать их.
Проблема интеллекта — что это такое, как он порождается человеческим мозгом и как воспроизвести его в машинах — одна из наиболее важных проблем науки и техники, наряду с проблемой происхождения Вселенной и природы пространства и времени. Она может оказаться важнейшей, потому что обладает эффектом мультипликатора: практически любое достижение, способное сделать нас умнее непосредственно или с помощью мыслящих машин, позволит добиться прогресса в решении других важных проблем науки и техники.
Исследования в области интеллекта в конечном счете приведут к революционным изменениям в образовании и обучении. Системы, способные выявлять влияние культуры на мышление, позволили бы нам свести на нет социальные конфликты. Умные машины помогли бы ученым и инженерам в решении наиболее острых технических проблем. Мы могли бы лучше разобраться в психических заболеваниях, а значит, найти лучшие способы их лечения. Таким образом, исследования в области интеллекта должны помочь нам понять, как работает человеческий разум, научиться строить более разумные машины и улучшить механизмы выработки коллективных решений. Эти достижения будут иметь решающее значение для нашего процветания, образования, здоровья и общественной безопасности. Сейчас, я повторяю, самое время для того, чтобы значительно расширить исследования в области интеллекта, а не сворачивать их.
Нас часто вводят в заблуждение общие, расплывчатые по значению, но часто повторяемые слова. Никто пока не смог дать точное, верифицируемое определение, что такое интеллект и мышление в целом. Единственная известная мне практически применимая характеристика, хоть и довольно ограниченная, принадлежит Алану Тьюрингу. В своем тесте он дал рабочее определение особой формы мышления — человеческого мышления.
Давайте рассматривать наше мышление так, как его характеризует тест Тьюринга. Становится очевидно, что у человеческого мышления много аспектов. Рассмотрим, например, тест Тьюринга на визуальный интеллект, то есть вопросы об изображении, варьирующие от «Что изображено на картинке?» до «Кто изображен на картинке?» и «Что делает этот человек?» и даже «Что эта девочка думает об этом мальчике?» и т. д. Сейчас благодаря последним достижениям нейронаук нам уже известно, что для ответа на такие вопросы требуются различные компетенции и умения, часто не зависящие друг от друга, а также относящиеся к разным отделам мозга. Внешне похожие вопросы, касающиеся распознавания предметов и лиц («Что там?» в противоположность «Кто там?»), соотносятся с разными частями зрительной зоны коры головного мозга. Слово «интеллект» в этом контексте может быть истолковано так же неверно, как слово «жизнь»: в течение первой половины прошлого века популярные научные журналы обычно писали о проблеме жизни так, будто существует некий единый жизненный субстрат, который лишь надо открыть.
Сегодня говорить о проблеме жизни смешно: биология — это наука, работающая со множеством серьезных проблем, а не с какой-то единственной. Интеллект — одно слово, скрывающее множество проблем, решение которых достойно множества Нобелевских премий. Это связано с точкой зрения Марвина Минского на проблему мышления, заключенную в его афористичной формуле «Общество разума». Так же обстоит дело и с настоящим тестом Тьюринга: это широкий круг вопросов, призванных исследовать главные аспекты человеческого мышления. Вот почему мы с коллегами занимаемся разработкой теоретических основ для неисчерпывающего набора вопросов расширенного теста Тьюринга, чтобы оценить научные достижения в нашей области. Слово «вопросы» во множественном числе подчеркивает, что мы говорим о большом числе различных интеллектуальных способностей, которые еще предстоит описать и, возможно, воспроизвести в искусственном интеллекте: базовое визуальное распознавание объектов, идентификация лиц, оценка эмоций, социальный интеллект, язык и многое другое. Расширенный тест Тьюринга делает особый упор на то, что количественная модель должна сопоставлять человеческое поведение и человеческую физиологию — разум и мозг. Таким образом, наши условия лежат далеко за пределами исходного теста Тьюринга; для их понимания и разработки соответствующих интеллектуальных технологий необходима целая научная область.
Следует ли нам бояться мыслящих машин?
Так как интеллект — это набор решений не зависящих друг от друга проблем, особых причин бояться внезапного появления сверхразумной машины нет, хотя всегда лучше перестраховаться. Конечно, любая технология из тех, что появляются сейчас или появятся через некоторое время, чтобы решать те или иные проблемы исследования интеллекта, вероятно, будет сильна сама по себе, а потому потенциально опасна в случае злоупотребления (впрочем, это касается большинства технологий).
Таким образом, здесь, как и в других областях науки, необходимы соответствующие меры безопасности и этические нормы. Кроме того, вероятно, понадобится постоянный мониторинг (возможно, силами независимой межгосударственной организации) супралинейного риска, создаваемого комбинациями постоянно появляющихся интеллектуальных технологий. Впрочем, подводя итог, я отмечу, что не только не боюсь разумных машин, но и считаю их зарождение и эволюцию одним из самых захватывающих, интересных и позитивных событий в истории человеческой мысли.
Эпохальное для человека событие
Памела Маккордак
Автор книги «Машины, которые думают» (Machines Who Think) и «Универсальная машина» (The Universal Machine); автор, совместно с Эдвардом Фейгенбаумом, книги «Пятое поколение: Искусственный интеллект и японский компьютерный вызов миру» (The Fifth Generation: Artificial Intelligence & Japan’s Computer Challenge to the World)
Более пятидесяти лет я наблюдаю, насколько быстро меняется общественное мнение по поводу искусственного интеллекта. «Он невозможен, это нереализуемо». «Это важно / это не важно». «Это шутка». «Не может быть сильного искусственного интеллекта, только слабый». «Он уничтожит людей как вид». Такого рода крайности в последнее время уступили место признанию факта, что искусственный интеллект — это эпохальное научное, технологическое и социальное явление. Мы создали новый разум, который будет существовать наряду с нашим. Если мы станем обращаться с ним мудро, он принесет огромную пользу как всему человечеству, так и каждому из нас.
В качестве одного из вариантов будущего для искусственного интеллекта можно представить этакого Дживса, мудрого и терпеливого по сравнению с куда менее смышленым Берти Вустером, то есть с нами («Дживс, вы гений!» — «Спасибо, сэр. Мы стараемся»). Такой сценарий сосуществования возможен и даже желателен, помощь нам пригодится. Шахматы предлагают подобную модель. Гроссмейстеры Гарри Каспаров и Ханс Берлинер заявляли публично, что шахматные программы находят такие ходы, которых они сами не придумали бы, и учат игроков-людей новым трюкам. Deep Blue обыграл Каспарова, в то время как он считался одним из сильнейших шахматистов мира, при этом сам гроссмейстер и большинство экспертов полагают, что куда лучше в шахматы играют команды из людей и машин. Это ли не модель наших будущих взаимоотношений с искусственным интеллектом? Или, может, это лишь временный вариант, пока машины не овладеют и некоторыми сугубо человеческими навыками? Неизвестно. По скорости, широте и глубине мышления искусственный интеллект, вероятно, превзойдет человеческий — и уже много где превзошел.
