– Вам понравилось? – спросил Руслан, когда Лена очередной раз подошла к фотографии Жанны в цветах и тюле.
– А таким образом вы… могли бы меня снять? – спросила его она вместо ответа.
Фотограф Доренских, которого много раз просили сделать шикарные ню, остолбенел. Подобного вопроса сразу на выставке он от «инженерши» не ожидал. Он был уверен, что ему придется еще не раз с ней встретиться, прежде чем она разрешит ему сделать самый обыкновенный целомудренный портрет.
– Ну-у-у… – протянул он. – Можно, конечно, но надо подготовиться…
– Как?
– Я должен узнать вас… ближе…
– Зачем? Вы близко знакомитесь со всеми своими моделями? – Она обвела рукой стены, увешанные фотографиями.
– Нет, но… Словом, если сделать просто: обнаженный вариант, то это… хоть сейчас… А если вы хотите, чтобы так… – и он кивнул на Жанну в цветах, – то я, извините, конечно, но… Сначала должен увидеть… То есть… Мне важно знать цвет вашей кожи… И прочее…
Руслан удивился, что неожиданно растерялся до того, что в лицо бросилась краска. Ленино лицо было почти спокойно, но он заметил, что веки ее чуть подрагивают. Да она волнуется и очень хочет это скрыть! Странная особа…
– Что ж… – произнесла «странная особа». – Я готова представить для обозрения специалисту собственное тело. Когда и где? Желательно в конце недели.
Совершенно обалдевший от такого напора, Доренских ответил:
– Я могу предложить субботу.
– Вечером?
– Нет, днем… Важен свет… Лучше дневной… чтобы понять цвет кожи… Хотя… вечером тоже можно…
– Хорошо. Во сколько и куда приехать?
– Ну уж нет! – воспротивился он. – Самой вам ни за что не найти мою студию в хитросплетении подворотен старой части Питера. Я заеду за вами.
– Во сколько? – опять очень деловито и буднично спросила Лена.
– В двенадцать… – ответил Руслан и почувствовал, что в груди у него что-то самым странным образом зацарапалось и как-то даже заскрежетало. – То есть в полдень…
Доренских совершенно не понравилась нынешняя покладистость Лены, которая несколько дней назад не желала быть сфотографированной на обложку обыкновенного женского журнала. Наверняка ей просто захотелось иметь красивую фотографию собственного тела еще во всем блеске молодости и здоровья. Ну, сколько оно, тело, еще будет радовать глаз? Лет десять – самое большее, а затем увядание, старость… смерть… Впрочем, женщин в возрасте Кондрашовой наверняка гораздо больше смерти пугает неизбежность увядания. Леночка захотела остановить мгновение. Что ж: он постарается, чтобы фотография ей понравилась. Он может перевести ее на холст, и даже состарить так, что полотно будет казаться картиной старого мастера из самого Эрмитажа.
По всему видно, что он сам, Руслан Доренских, не производит на Лену особенного впечатления, но… он поработает и над этим. Он очень постарается ей понравиться. Теперь это уже не просто заказ любимой женщины. Это уже, пожалуй, дело мужской чести. Леночка еще пустит слюнки и запросит его объятий! Или он не мужчина в самом соку!
Руслан долго думал, каким образом лучше всего сфотографировать Лену. Почему-то ему сильно запала в голову та первая мысль о стилизации под старину и переводе изображения на холст. Он припомнил самые знаменитые картины, изображающие обнаженных женщин, и почему-то остановился на герцогине Каэтане Альбе Франсиско Гойи. Руслану тоже захотелось сделать два портрета: один – в нежном легком платье, второй – с обнаженным телом. Никакого тюля. Никаких цветов. Обнаженная маха на тонком белье постели. А тонкое белье, пожалуй, придется поискать. Ну да ничего. Сейчас можно купить все, что только душе угодно.
Вошедшей в студию Лене сразу бросилась в глаза постель, застеленная нарядным белым бельем.
– Вы будете примерять меня к белым простыням? – понимающе усмехнулась она.
– Я не буду примерять, – сказал Руслан. – Я уже все решил.
Он помог Лене снять куртку, аккуратно повесил ее на стул, как на плечики, и открыл альбом с репродукциями картин Гойи.
– Предлагаю вот так. – И он протянул ей альбом, открытый на «Обнаженной махе».
– Она же кудря-я-вая… – протянула Лена.
– Мы не станем стремиться к излишнему копированию… Дело ведь не в этом. Просто будем пытаться приблизиться к шедевру. Не возражаете?
Лена без лишних слов стянула через голову джемпер и принялась стаскивать джинсы. Эта ее торопливость неприятно поразила видавшего виды фотографа, и он поспешил подать ей легкое белое кисейное платье, которое купил в одной комиссионке.
– Что это? – удивилась Лена, без всякого смущения стоя перед ним, как перед врачом, в маленьких трусиках и кружевном бюстгальтере.
Руслан открыл другую страницу альбома репродукций, показал одетую герцогиню Альбу и сказал:
– Сначала так…
– А-а-а… Хорошо. – Лена кивнула и сняла бюстгальтер.
Руслан зажмурился. Он не хотел смотреть на нее раньше времени. Чтобы Лена не увидела его странных ужимок, он сосредоточенно занялся фотоаппаратом.
– Я готова, – сказала она, и он вынужден был повернуть голову в ее сторону.
Молодая женщина лежала на постели, заведя руки за голову. Платье открывало ее ноги с узкими ступнями и поблескивающими перламутровым лаком ногтями. Ткань была полупрозрачной, и прекрасное тело, которое просвечивало сквозь нее, неожиданно взволновало Руслана так, как последнее время волновало только одно – его начальницы и любовницы Жанны Олеговны Успенской.
Фотограф Доренских взял себя в руки и профессионально сделал несколько снимков Лены в платье. Пора было переходить ко второму варианту, но он почему-то неожиданно для себя оробел, как неопытный юнец. Он еще копошился с фотоаппаратом, делая вид, что меняет объектив, когда модель спросила:
– Может быть, хватит в платье-то?
– Может быть, и хватит… – не своим голосом ответил он и перевел взгляд на Лену.
Она опять деловито кивнула и взялась пальцами за подол платья. У Доренских пересохло во рту, когда голова Лены скрылась в складках легкой ткани, а его взору предстала и чуть приподнявшаяся грудь, и темный треугольник между ног. Он, который по долгу службы видел такое количество обнаженных женщин, что, казалось бы, должен был привыкнуть к этому зрелищу как к чему-то рядовому и малоинтересному, совершенно растерялся.
Лена между тем откинула от себя платье и легла в позу герцогини Альбы. Руслан так и продолжал стоять перед ней застывшим истуканом. Его взгляд был настолько говорящим, что она вдруг поняла: он смотрит на нее вовсе не как бесстрастный фотограф, а как потрясенный мужчина. Ленина рука потянулась к только что отброшенному платью. Она накинула его на себя и, чуть дрогнув голосом, спросила:
– Что-то не так? Или вы изучаете… цвет кожи…
