— Доброго тебе дня, матушка, и хорошей погоды! Не подскажешь усталым путникам, как нам найти дорогу на Александровскую слободу?
— И тебе удачи, отрок. — Женщина, остановившись, опустила корзину, перевела дух. — Тракт до слободы найти несложно. Перед вратами в обитель россох будет, часовня на нем стоит. Прямой путь до Калязина лежит, а правая дорога аккурат к Александровской слободе и выведет.
— Благодарствую за совет, матушка, — поклонился Борис. — А помочь тебе не позволишь?
— Ничего, я сама, — отмахнулась женщина. — У вас, вон, своя корзина больше моей.
— Мне несложно, — не отступил паренек. — Доброму человеку помочь токмо в радость.
— Ты такая статная, матушка, да пригожая, — неожиданно вступила в разговор Ирина. — Тебе явно корзины не по чину носить. Дозволь, брат услужит. И донесет, и разложит. У такой красивой хозяйки, вестимо, и двор нарядный, и дом красивый. Вот бы взглянуть хоть глазком?
— Лиса-а… Ой, лиса! — покачала головой женщина, однако губы ее невольно растянулись в улыбке. — Ладно, будь по-вашему. Неси.
Паренек с готовностью подхватил корзину и поспешил по дороге вперед.
Идти оказалось недалеко — до первого проулка и еще сотню шагов между низкими плетнями. Двор, на который впустила детей хозяйка, оказался небольшим — всего двадцать на двадцать шагов, но чистым и ухоженным, присыпанным от грязи соломой, с ровными лавками у крыльца, с резными наличниками округ затянутых промасленным полотном окон. По левую руку тянулся навес с яслями для скота, справа стоял жердяной сарайчик, сама изба возвышалась на каменной подклети с человека высотой.
— Корзину на лавку поставь, чадо, — указала хозяйка. — И сюда иди.
Она открыла дверь загородки, но Бориса поманила к узкому проходу между домом и навесом. Там обнаружился еще один дворик, за которым начинались огуречные грядки. На утоптанной проплешине возле дома валялось изрядное количество уже поколотых березовых дров.
— Муж мой и сын прибраться не успели, в поле ушли, — объяснила женщина. — А погода — сам видишь. Мокнут дрова-то.
— Куда носить? — понял ее пожелание младший из рода Годуновых.
— В загородке поленница уже начата. Туда и таскай, — кивнула хозяйка и ушла в дом, забрав с собой Ирину.
С несложной работой паренек управился всего за полдня — и был щедро вознагражден настоящим горячим обедом со щами, перловой кашей с салом и киселем на третье.
— Ой, вкуснотища-то какая! — наворачивая угощение, постоянно нахваливала еду девочка.
— Золотые руки у тебя, хозяюшка, — соглашался Борис. — Повезло-то как супругу твоему!
— Повезло, верно сказываешь. Вот вам еще с собой. — Женщина положила им в заплечный мешок капустный кочан и с десяток крупных пузырчатых огурцов. — Вы, вижу, ребята добрые, работящие да неглупые. Друг друга, главное, крепко держитесь, сироты. Тогда не пропадете.
Паренек понял, что их выставляют за дверь. Но обижаться не стал — спасибо, хоть накормили. Может статься, женщине за такую щедрость еще и попадет от мужа-то! Так что на ночлег Борис напрашиваться не стал, заторопился:
— Спасибо за хлеб, за соль, матушка, а нам пора. — Он тщательно облизал ложку, спрятал, встал из-за стола и потянулся за своей корзинкой. Иришка с тяжким вздохом выбралась следом.
— С богом, горемычные мои, — проводив до калитки, хозяйка перекрестила их спины. — Скатертью дорога!
В этот день небеса одарили юных путников еще одной удачей — уже за версту от крайних дворов Сергиева Посада начался густой старый лес, и потому к вечерним сумеркам дети успели найти себе среди зарослей боярышника уютную полянку для ночлега.
Рассвет наконец-то порадовал Бориса и Иру ясным синим небом. Греясь в утренних лучах, брат с сестрой разрезали кочан, с хрустом его сжевали, закусили оставшимися с вечера огурцами. Потом поднялись, выбрались на дорогу, отсыпанную серым песком, и зашагали на восток, жмурясь ярким утренним лучам.
Вскоре позади послышался скрип, а где-то через час их обогнал возок, запряженный двумя лошадьми.
— Доброго тебе пути, мил человек! — окинул взглядом пустую телегу Борис. — Сколько нам отсель до Александровской слободы добираться, не подскажешь?
— Отчего не подсказать, подскажу, — пожал плечами столь же молодой, как и сам Борис, возничий, одетый в чистенькую косоворотку с алым воротом и вышитыми красной нитью рукавами. — Коли пешему не поспешая, так дня за три добредете.
— А на возке? — задорно спросила Ирина.
— Я бы подвез, да токмо мне через версту поворачивать, — ответил парень и тряхнул вожжами, торопя лошадей. — Токмо зря попачкаетесь.
— Три дня… — вздохнул Борис. — Надеюсь, погода больше не переменится.
Три дня — это если идти да идти, вечером укладываясь в травку на обочине и доставая из заплечного мешка сытные припасы. Детям же, чтобы не остаться голодными, у каждого леска приходилось сворачивать и искать грибы, закусывая их кислицей, диким луком и листьями щавеля. И потому у сирот оставшийся путь занял полных восемь дней. Только к полудню девятого они увидели впереди две белокаменные звонницы и темно-красный купол огромного храма.
— Стой! — положил руку на плечо сестре Борис. — Давай спешить не станем.
— Для чего же мы тогда шли в этакую даль?! — возмутилась девочка. — Нешто передумал?
— Я не о том, — покачал головой паренек. — Просто посмотри на нас! Волосы спутанные, сами грязные, одежда вся истрепана, мята да замызгана. Куда нам такими пред дядюшкой представать?! Давай хоть в реке здешней искупаемся, да одежду… Ну, пусть просто выполощем хорошенько. Да и волосы расчешем.
Ирина опустила взгляд на свою юбку, покрытую пятнами и глиняными разводами, тяжко вздохнула:
— Твоя правда, Боря. Надобно как-то прихорошиться.
Сироты опять повернули в лес, давно ставший им чуть ли не родным домом, вышли на поросший осокой топкий заливной луг на берегу здешней ленивой и мелководной речушки, разделись и, забравшись на самую глубину, оба долго оттирали тело перемешанной с песком глиной со дна русла. Потом так же старательно выполоскали одежду, несколько раз растерев глиной, размяв руками, выполоскав и снова растерев. В сумерках развернули на траве, старательно разгладив все складки, сами же укрылись тулупом и закрыли глаза, в этот раз проваливаясь в сон вовсе без всякого ужина.
И вновь погода пошутила над юными путниками — на рассвете на луг выпала столь обильная роса, что не всякий дождь так землю мочит. И потому сиротам пришлось сидеть на берегу еще несколько часов, дожидаясь, пока жаркое летнее солнце не высушит штаны, сарафан и рубаху. Но зато, когда они наконец-то смогли собраться, их одежда пахла не потом и пылью — а свежестью и чистотой. И хотя животы у детей подводило от голода, они все равно пребывали в отличном настроении.
Войдя в город, Ира и Борис, взявшись за руки, решительно направились к большущим трехарочным воротам с надвратной церковью размером с деревенский храм в Годуново. Однако створки всех трех проездов были закрыты, а перед калиткой стояли пятеро стрельцов с бердышами, в длинных зеленых кафтанах и каракулевых шапках с зеленым верхом.
