— Ох, боярин, я же совсем с другим явился! — Он вернулся назад, остановился у окна, спиной к свету. — Весна на дворе, снег вовсю тает. Вскорости реки вскроются. Коли хотим поспеть к государю до распутицы, надобно выезжать без промедления. Прямо завтра!
— Я не против, — покачал головой Борис. — Мне что здесь лежать, что в санях, без разницы. По сестре я изрядно соскучился.
— Не сомневался, что ты обрадуешься, — кивнул Малюта. — Одна беда, добычу поделить не успеем. Усадьба казаринская богатой оказалась, быстро не счесть. Неделя нужна, не менее.
— Чего не счесть? — не понял стряпчий.
— Добычи! — пригладил бороду Малюта. — С бою ведь пленника брали, все по чести. Поручение царское зело прибыльным вышло. Посему мы с братьями спросить хотим, ты точного счета желаешь, али по жребию долю свою возьмешь?
— Это как?
— Мы так на глазок прикинули, сколько чего по цене выходит, — опять пригладил бороду боярин, — да поделили на четыре боярские доли, величиной примерно схожие. Хотя, понятно, не равные. Кому-то может показаться, что ему больше выпало, кому-то меньше. Коли на жребий согласен, то потом без обид. А не согласен, надобно все взятое считать.
— Согласен, — вздохнул Борис. — Пусть будет жребий.
— По рукам, — кивнул Скуратов, оттолкнулся от стены и вышел за дверь.
— Они собираются кидать жребий без меня? — удивленно пробормотал стряпчий. — Какого лешего тогда спрашивали?
Около часа он пробыл в одиночестве. Затем дверь снова приоткрылась, и внутрь вошла та, чей облик заставил Бориса мгновенно забыть обо всем прочем.
— Раз уж ты не выходишь к столу, мой витязь, — Мария опустила блюдо на сундук под стеной, — обед пришел к тебе.
— Только не надо кормить меня с ложечки, — зашевелился юный стряпчий. — Я могу сам… Сейчас я сяду.
— Тебе не хватает сил? — Девушка оглянулась на дверь.
Борис замер, сразу поняв, что случится далее.
Мария, слегка оправив нарядный набивной платок, присела на край постели, слабо улыбнулась:
— Мне хочется, чтобы ты исцелился быстрее, — и через миг уста юного стряпчего запечатал сладкий поцелуй, от которого холодела кожа и вскипала кровь в жилах. И опять куда-то пропала боль, и увечная рука смогла крепко обнять девушку. Поцелуй, еще, еще… У Бориса закружилась голова, как от большого кубка крепкого немецкого вина. Но тут Мария вскочила, отбежала к дальней стене. Испуганно стала трогать свое тело, оправила сбившийся местами сарафан, перевела дух:
— Я пришла тебя покормить, боярин. Боюсь, коли я не уйду, ты останешься голодным.
— Нет-нет, не уходи! — испугался Борис. — Я поем. И я прошу, я умоляю! Раздели трапезу со мной?
К сожалению, угощение оказалось совсем скромным: щучья уха, грибной расстегай, пшенная каша, немного огурцов и капусты. Поэтому уже через два часа Мария собрала опустевшую посуду, помогла раненому лечь обратно. Крепко поцеловала на прощание юного стряпчего, наклонилась к самому уху и прошептала:
— Об одном умоляю… Не исчезни… — после чего быстро ушла из светелки.
Некоторое время Боря пребывал в одиночестве, сохраняя ощущение поцелуя на губах, но вскоре появились холопы.
— Позволь отнести тебя, боярин!
— Куда?!
— Дык, в баню же, боярин! Как вернулись, еще не парились.
— Нести не надо! — покачал головой стряпчий. — Просто помогите дойти…
В эти самые мгновения Мария Скуратова влетела в девичью светелку, сорвала платок и закрыла лицо руками:
— Ой, девоньки, ой, милые мои… Кажется, любит он меня… Не могу, сердечко-то как стучит! Любит, точно любит… Ой, девоньки, кажется, и я его тоже…
— Манька, да ты что?! — Сестры окружили девушку, толкаясь и напирая, хватая кто за руку, кто за плечо: — Сам он сие молвил? А как? А ты, ты? Что ответила?
— Как он на меня смотрит, как говорит! — мечтательно опустила веки Мария.
— Он тебе в любви-то признался али нет, Маня?! — с силой толкнула ее в плечо старшая сестра. — Без приданого возьмет?
— Маруська, признался али нет? — дернула за пояс Лена, самая младшая, двенадцати лет.
— Прямо не сказал, — покачала головой девушка.
— Так какого лешего ты нам голову морочишь?! — презрительно фыркнула Анна, сразу теряя интерес к разговору. — Может, ему такая девица и ни к чему? А ты навоображала себе невесть что!
— А вот и нет! — вспыхнула Мария. — Он с батюшкой обо мне уже сговаривался! Мне отец сам о том поведал!
— Врешь ты все!
— А вот и не вру! Батюшка сказал, дабы не шибко-то надеялась. Но разговоры Боренька ужо ведет. Любит он меня, любит! А коли любит, то и приданое не надобно!
— Все они так сказывают, — уселась на угловой сундук Анна. — Покуда шуры-муры, о приданом не вспоминают. А опосля не ту выбирают, что красивее, а ту, у кого ящики с добром потяжелее…
Девушка гулко постучала по сундуку под собой.
— Не слушай ее, Мань! — обняла сестру за плечи Катерина и положила подбородок ей на плечо. — Это она от зависти. Ты ведь не старшая, а тебя уже замуж зовут. Борису, может, и не надобно от тебя ничего, окромя любви истинной! Такой, как есть, возьмет. Нешто ему при дворе-то царском лишний кошель с серебром так надобен?
Мария повернулась к сестре и крепко-крепко ее обняла:
— Я такая счастливая, Катенька, такая счастливая!.. Я ему самой лучшей женой стану! Ладой-Купавой клянусь, самой лучшей и самой верной!
Елена, стянув с головы ситцевый платочек и забросив за плечи пока еще тощую и недлинную косу, подошла к сестрам и тоже их обняла, обеих.
— Рано рот разеваешь, Маруська, — подала от сундука голос Анна. — Покуда старшая замуж не выйдет, то младшей не положено. Так что жди своей очереди!
— Не слушай ее, сестра, — негромко посоветовала Катерина и вздохнула: — Средь нас, может статься, токмо ты одна замуж и выйдешь. Мы же в девах старых к тебе гостевать будем наведываться. Чтобы без приданого взяли — это настоящая любовь быть должна! Чистая и страстная! Таковую еще сыскать надобно… — Катя крепче обняла сестру, прихватив левой рукой и Елену. — Как же я тебе завидую, Марусенька! Ты счастливица, тебе теперича бояться нечего. Тебе повезло…
В бане же, покуда сестры гадали о своей судьбе, бояре пили хмельной мед, закусывали копченой рыбой, плескали квас на раскаленные камни. В общем, все происходило как всегда. Не считая того, что Борис Годунов, один раз заняв свое место на полке, до самого рассвета больше его не покинул; и окатывался он после веника не сам, а был поливаем из шаек братьями Скуратовыми.
Утром холопы помогли ему одеться, добраться до телеги и лечь на пухлые охапки сена. Бояре, попрощавшись с женщинами, поднялись в седла, холопы кинулись отворять ворота. Одна из дочерей боярского сына Скуратова подошла к саням, склонилась над раненым:
