— Царь на ваше самоуправство не гневается? — Борис пробрался мимо своей шумной сестры, обнял супругу и крепко ее поцеловал. — Ты как?
— Сижу и слушаю, — тихо ответила Мария. — Пока интересно.
— Я хитрость одну придумала! — продолжала хвастаться девочка. — Мы с царевичем время от времени с учителями, собранными Иваном Васильевичем из Самарканда, Персии, Казани, и со всякими разными монахами начинаем вдруг заниматься старательно-старательно, со всем прилежанием. Государь полагает, что сын за ум-разум взялся, и на неделю-другую перестает нас тревожить.
— Вскорости он сию хитрость разгадает и…
— Да уж сколько лет ловчим, и ничего, — безмятежно отмахнулась Иришка. — Ты обещал свозить нас к Ладоге, помнишь? Карусели надоели. Тоска.
— Сбежать от службы? Не уверен, что твоя хитрость спасет меня от царского недовольства.
— Ерунда, братик! Иван Васильевич все едино на несколько дней уезжает. Ничего и не заметит. Вспомни, как ты к Марии своей при каждом случае сбегал! Тогда ты гнева государева не боялся. Ну же, невестка, иди сюда! — взбалмошная девчонка вытащила супругу брата из-за стола, схватила за руки и закружила в стремительном шальном хороводе.
Впрочем, разницы между старшей и младшей девушкой было не более шести лет. Так что легко могли веселиться вместе.
— Есть женщины, ради которых и головы не жалко, сестренка, — улыбнулся Борис.
— Надеюсь, любый, ты про меня? — засмеялась красавица Мария. Ее облегал длинный бархатный сарафан темно-синего цвета без единого украшения, а поверх низкого кокошника, больше похожего на сжимающее волосы кольцо, покоилась прозрачная кисея.
— Скажи ему, скажи, невестка! — потребовала Ирина. — Он сперва Федьку раздразнил, а теперь ехать не желает! Так нечестно!
— Куда?
— Говорит, торг у Ладоги самый дешевый и нежданный! В смысле, товары там самые чудные встречаются! Поехали, развеемся! Сколько можно киснуть на одном месте?!
— У-у-х! — Мария отпустила Ирину, отлетела к мужу, обняла его за плечи и крепко поцеловала: — У тебя хорошие приказчики, Боря. Несколько дней и без тебя справятся.
— Вы что, заодно?
— Мне тоже надоело тут в тесноте, — обошла его супруга и обняла уже сзади, чмокнула в ухо: — Давай покатаемся? Очень тебя прошу, милый мой, любимый…
— Чего именно я царевичу наобещал, Иришка? — Стольник положил ладони поверх рук жены. — Все давно из головы выветрилось.
— Поездку, лучший торг и прибыток один к пяти, — охотно перечислила девочка.
— Понятно, — поцеловал сухие ладони супруги стольник. — Тогда надобно взять с собой казну.
Погода выдалась на диво: жаркая и сухая, но облачная, с легким освежающим ветерком. Для дальней поездки лучше и не придумаешь. Вот только над обычным накатанным трактом в летний зной пыль такими клубами стоит — не продохнуть. Коли грузы чем-нибудь не прикрыть — за день толстым желтым одеялом покроются. Еду же и вовсе лучше не возить, коли не хочешь, чтобы потом песок на зубах скрипел. Разве токмо в бочках либо в хорошо провощенных полотняных кулях. По этой причине стольник Годунов и выбрал не прямой путь к Ладоге, по накатанному тракту, а дорогу узким бечевником вдоль Волхова. Не так быстро, зато радовали чистый воздух с ароматами луговых цветов, свежестью речной воды; пение птиц, плеск волн, шелест ветвей прибрежного кустарника.
Сытые, застоявшиеся лошади шли на рысях, легко и стремительно унося на север четырех всадников, двух молодых бояр и двух юных девушек. Путники с интересом смотрели по сторонам с высоты седел, ведя неспешный разговор:
— Боря, ты помнишь, как мы ушли из дома? — Ира поправила прикрывающий волосы кружевной платок. — Если бы только у нас тогда были лошади! Мы бы добрались до Москвы всего за неделю, правда?
— Не знаю, — пожал плечами Борис. — Скакунов нужно кормить, а у нас денег ни копейки не имелось. Самим голодать пришлось.
— Что же вы ели? — громко переспросил Федор Иванович. — Где ночевали?
— Где вечер заставал, там и останавливались, — ответила девочка. — Что найти удавалось, то и ели.
— Как «останавливались»? — не понял царевич. — Но как же вы тогда спали? Где брали постель, чем укрывались?
— Ой, Федька, какой ты наивный! — рассмеялась Ирина. — Ложились на тулуп, накрывались лапником. Если везло, то удавалось рыбку поймать. Если нет, тогда капустку заячью жевали али грибы.
— Просто на тулупе? На земле? — не поверил своим ушам мальчишка. — Разве так можно?
— Нас тоже пару раз в пути ночь заставала, — неожиданно призналась Мария Годунова. — Я тогда маленькой была, да еще гроза началась. До сих пор помню, как молнии в ночи лупили, а мы под телегой теснились. Испугались страшно. А пуще того лошади зашугались, по всем лугам поутру ловить пришлось.
— Я тоже так хочу! — внезапно объявил Федор Иванович. — Хочу спать на земле и есть, что найду! И чтобы гроза!
— Не гневайся, царевич, — пожал плечами стольник, — но сделать для тебя грозу мне не по силам.
— Жалко, Боря! Я полагал, что ты умеешь все, — оглянулся на Годунова царевич. — Но хоть земля-то для меня найдется?
— Все земли окрест твои, Федор Иванович! — развел руками стольник.
— Не мои, — покачал головой паренек. — Отцовские. А опосля отойдут брату.
Царевич дал шпоры коню и сорвался в галоп. Впрочем, уже через час его скакун выдохся и перешел на широкий шаг. Вскоре царевича нагнали остальные путники, стольник поравнялся с сыном государя.
— Ты знаешь, где мы едем, Федор Иванович? — спросил Борис. — Святые земли! Здесь сам Андрей Первозванный проходил и именно здесь, на холме возле сей деревни воздвиг первый на севере христианский крест.
Всадники как раз миновали деревню Грузино.
— Ага… — безразлично кивнул царевич.
Стольник подумал и сказал:
— Скоро стемнеет, Федор Иванович. Коли поворачивать на постоялый двор, надобно делать это здесь.
— А зачем нам постоялый двор, боярин? — тут же вскинул голову царевич. — Нешто окрест свободной земли мало?
— Воля твоя, Федор Иванович… — улыбнулся Борис.
Для привала стольник выбрал обширную луговину недалеко от берега, отделенную от Волхова лишь жидкой полоской из зарослей молодой вербы.
Путники спешились, стольник расседлал лошадей. Девушки ему немного помогли, скинув чересседельные сумки и спутав скакунам ноги, расстелили на земле три войлочных потника и один стеганый, крытый атласом и вышитый желтой шелковой нитью. Царевич в это время бродил среди кустов и заглядывал в мерно катящиеся волны.
Борис, отводя лошадей подальше от места привала, увидел вдалеке на тропе бегущего мужика с топором, быстрым шагом повернул навстречу и перехватил смерда на самом краю травяного поля.
