— Ау! — прозвучал из лесной гущи девичий голосок. — Я здесь!
— Иду-у!!! — Двигаясь на голос, паренек вскоре выбрался к ели, сбросил добычу на землю. Одно из влажных рыжих корневищ тут же порубил на куски в локоть длиной, пару штук очистил от тонкой шкурки и протянул белое рыхлое нутро сестре: — Вот, пожуй пока. Манку с корешков глотать можно, а мочалку выплевывай.
Малышка тут же жадно вцепилась в угощение, а Боря снова отправился в лес, собирая хворост и валежник. Притащив несколько охапок, расчистил место на прогалине между деревьями, сложил шалашик из самых тонких веточек, подсунув в середину горсть прошлогодней сухой травы, добавил тертого сухого мха, достал из поясной сумки кресало. Привычно высек искру, раздул огонь, немного выждал, давая заняться веткам, бросил сверху хворост.
— Как хорошо, костер! — обрадовалась девочка. — Боря, а мы что, сегодня никуда не пойдем?
— Я так мыслю, сегодня не получится, — покачал головой паренек. — Пока угли нагорят, пока корни запекутся… Полдня пройдет.
— Ой как славно! — Ира села рядом с братом, зацепилась за руку и крепко-крепко прижалась к его боку. — У меня от этой ходьбы ужо все ноги болят!
Поверх тонкого хвороста легли толстые ветки соснового валежника. Когда он прогорел, паренек покидал в угли порубленные куски рогоза, набросал сверху веток. Костер полыхнул снова, а когда прогорел, Борис выгреб из углей запекшиеся корни. Выждав, пока они немного остынут, сироты стали чистить получившееся угощение и жадно есть. На вкус оно оказалось совершенно никаким — просто вязкая, слегка пахнущая дымом масса. Однако в животе очень быстро возникло подзабытое ощущение сытости.
Паренек бросил на угли оставшийся хворост, принес и расстелил тулуп. В тепле сироты быстро сомлели и задремали.
— Как славно, что мы вместе, Боренька, — неожиданно пробормотала девочка. — Мы ведь с тобой никогда не расстанемся, правда? Никогда и ни за что!
— Никогда, Иришка. — Младший Годунов нащупал ладонь сестры и крепко ее сжал. — Одни мы с тобой теперь на всем белом свете. Нам друг друга терять нельзя.
Ближе к вечеру паренек сходил к реке еще раз, добыв несколько плетей рогоза, каковые сироты тоже запекли на углях. И потому утром они не только хорошенько наелись, но и почти наполовину загрузили корзинку едой.
Этого запаса юным путникам хватило на два дня. Но зато вторым вечером детям повезло остановиться на краю небольшого клюквенного болота — и они вдосталь наелись оставшейся после зимы ягоды.
На пятнадцатый день пути брат с сестрой наконец-то добрались до Можайска — огромного белокаменного города, почти на полверсты во все стороны окруженного ремесленными посадами.
Полпути до Москвы! Вслух Борис ничего не сказал, однако понял, что очень сильно ошибся в замысленных на дорогу планах.
Можайск ребята тоже обогнули, свернув в лес в двух верстах за ним. Их корзинка опять была пуста, но теперь паренек знал, где можно добыть еды, и сразу отправился к реке, благо текла она всегда в одном и том же месте — немного к северу от Литовского тракта.
Однако здесь путника ждала неприятная неожиданность — вместо широкой извилистой Вязьмы со множеством заводей и тоней мальчик увидел широкий канал с ровными гладкими берегами.
— Вот проклятие! — только и выдохнул Борис. — Кажется, нам опять придется кушать веточки…
На первое утро это показалось еще терпимо — отправляться в дорогу на пустой живот. Правда, от места своего привала сироты двинулись не на тракт, а к каналу — Борис все же надеялся найти около русла спрямленной реки какую-нибудь топь.
Увы, дети шли час за часом, а берега канала оставались все так же безжизненными — ровными и сухими, с широкой тропой для бурлаков вдоль самого края. И единственное, что могло радовать путников, так это множество елок с молодыми почками — хоть какое-то угощение, чтобы приглушить голод. Правда, к полудню эта уловка перестала помогать. Животы Бориса и Ирины урчали, во рту пахло свежеколотыми дровами, остро сосало под лопатками.
— Смотри, тут даже кислица не растет! — пожаловалась девочка. — Совсем ничего! Даже земляники! Она уже должна созреть, но тут почему-то не растет…
— Потерпи немного, сестренка. Рано или поздно чего-нибудь обязательно найдется.
Однако канал тянулся к востоку, солнце потихоньку катилось детям за спину, а ничего, кроме еловых почек, к ним в рот так и не попало. После заката сиротам пришлось лечь голодными и голодными встать. И никакие хвойные веточки живот уже ничуть не успокаивали.
Когда незадолго до полудня им на пути попался ручей в два шага шириной — паренек сразу повернул направо, вверх по течению, надеясь найти на нем хотя бы маленькую топкую лужу. Прошел всего две сотни шагов — и вдруг заметил торчащие поперек русла деревянные колышки.
— Стой! — замер он. — Кажется, верша…
Мальчик скинул поршни и штаны, осторожно вошел в воду, не обращая внимания на холод, ощупал стоящий за загородкой ивовый короб, открыл крышку.
— Что-то есть! — Боря сунул руку в ловушку, сцапал серебристую рыбешку, выкинул на траву. Потом еще и еще одну. — Кажется, все.
— Плотва! — радостно выдохнула девочка.
Рыбешки оказались всего с ладонь размером — но это была настоящая еда, а не тощая заячья капуста!
Прихватив добычу, дети отбежали дальше в лес, набрали хвороста, развели огонь. Пока пламя разгоралось, паренек выпотрошил рыбешку, нанизал на заостренные веточки. Добычу брат с сестрой запекли прямо в пламени и тут же разделили.
Но что такое одна маленькая рыбешка даже для маленькой девочки? Увидев, как жадно Ирина поглотила свою плотвичку, Боря отдал ей и вторую. Но сестра все равно смотрела голодными глазами:
— Может, там есть еще?
— Так быстро? — Паренек покачал головой. — Нет, так не бывает. Рыба обычно вечером кормиться идет, утром обратно в реку возвертается. Посему раньше нового утра проверять глупо.
— Но ведь может и забрести?
— Может, — вздохнул Боря. — Но вряд ли.
— Давай посмотрим?
— Ладно, давай, — не стал спорить паренек.
Но в верше, конечно же, было пусто.
— Боренька, давай подождем? — чуть ли не взмолилась Ирина. — Я так кушать хочу…
— Может, дальше по реке еще что-нибудь найдется?
— А вдруг не найдется? Здесь-то наверняка за день хоть рыбка, да попадется!
Жадно забурчавший желудок тоже выступил в поддержку девочки, и Боря кивнул:
— Ладно, сегодня отдохнем.
Дети отступили в лес. Борис срубил косарем несколько веток с одной ели, сделал лежанку под другой, поверх лап кинул тулуп. Большего для голодных сирот и не требовалось — просто полежать хотя бы день.
Утра они, конечно же, не дождались. Где-то за полночь паренек поднялся, в лунном свете пробрался до ручья, открыл крышку ловушки, пошарил рукой в темном ее чреве, метнул на берег несколько рыбешек.
