А когда я заболел… Нет, об этом подробнее.
10 ноября 1982 года я уезжал после побывки дома в Ленинград. Вечером все начали перезваниваться и спрашивать друг друга:
— Вы ничего не слышали?
— Нет, а вы?
— Да что-то такое говорят…
И так далее в этом духе. В общем, поползли слухи, что умер Брежнев.
Эти слухи мы на «Красной стреле» привезли на следующий день в Ленинград. Никаких объявлений не было, и мы поехали в театр на репетицию. Примерно через час вбежал директор концертного зала и закричал:
— Что вы делаете?! Немедленно прекратите репетицию!
— Почему? — спросил Костя.
— Ну как?! — выразительно обвел нас глазами директор.
— Еще же не объявляли, — невозмутимо отрезал Костя.
— Нет! Немедленно! Нельзя! У меня будут неприятности!
В общем, отменили не только репетиции, но и несколько последующих спектаклей — над страной повис траур.
Казалось бы, выходные — можно расслабиться, потусоваться сквозь печаль и траур. Так нет, придя в гостиницу, я почувствовал небольшой озноб… потом большой — и слег с сильнейшим гриппом. Осень, серость, мгла… то и дело в знак скорби гудят поезда на Московском вокзале, а я валяюсь в бреду с бешеной температурой. Из развлечений у меня на тумбочке лежит «Мо́би Дик» Германа Мелвилла — книга, которую я долгие годы порывался прочесть и которую теперь ненавижу всеми фибрами души. Тысячестраничный роман, мрачно описывающий страсть капитана Ахава, желающего убить Белого кита, доконал меня окончательно. Когда пришел вызванный мною врач и увидел меня трясущегося в лихорадке, он удивленно спросил:
— А вы-то чего?
Оказывается, целыми днями он бегал к умирающим старушкам, которые не смогли перенести смерть Генерального секретаря, а тут молодой бугай — и туда же!
Коллеги от меня отвернулись: никто не хотел заполучить грипп. Позванивали, справлялись о здоровье, интересовались, не нужно ли чего, и, получив отрицательный ответ, облегченно вешали трубку. Вы спросите, а как же я жил, что ел-пил в эту печальную неделю? Вот! Что называется, спасибо за вопрос! Уборщицы и коридорные ангелы заботились обо мне. Они не только ходили в магазин за хлебом, кефиром и лекарствами — они приносили мне из дома бульоны и варенье! Они не боялись заразиться — они спасали мне жизнь! (Ну, это я так, для пущего эффекта.)
В редкие минуты просветления я швырял в угол Ахава и брел с надеждой к телевизору, прощелкивал круг переключателем каналов (никаких пультов тогда не было и в помине) и натыкался то на Бетховена, то на Шопена, то на балет, то еще на какие-нибудь траурные радости. В отчаянии я подбирал «Дика» и падал обратно в койку. И так пять дней!
Однажды днем в разгар хандры позвонил Костя Райкин:
— Как дела? Что делаешь?
— Да ничего, лежу.
— «Полосатый рейс» не смотришь?
— Что???!!! — выкрикнул я и, бросив трубку, кинулся к телевизору. Если бы в этот момент меня спросили: «Чего ты хочешь больше всего в жизни: машину? яхту? кругосветное путешествие?» — я бы, не раздумывая, ответил: «Полосатый рейс!!!»
Мой организм, моя душа, измученные болезнью и Шопеном, вопили: «Рейс! Рейс! Полосатый! О, да!»
С этими мыслями, трепеща от вожделения, я подскочил к телевизору и начал щелкать. Где-то на третьем круге в мою душу закрались робкие сомнения: везде все тот же скорбный набор, да и каналов в те времена было всего четыре. Но я продолжал крутить ручку в надежде на чудо. А вдруг он где-то между каналами? А может, надо крутить в другую сторону?
Когда минут через пять я, окончательно отчаявшись, выключил телевизор и обернулся, то увидел в дверях номера счастливые лица своих коллег во главе с Райкиным — это был розыгрыш. И этого я им не прощу никогда в жизни!
Урсуляк
Среди тех, кто пришел поглумиться над несчастным больным артистом, не было только двух человек: Аркадия Райкина и Сергея Урсуляка. Об Аркадии Исааковиче я уже писал, настала пора познакомить вас со вторым героем.
Сережа родился в Петропавловске-Камчатском, в эталонно-интеллигентной семье. Мама Эмилия Сергеевна была школьным учителем, а папа Владимир Константинович — военным, капитаном второго ранга. Он был в моем представлении осколком прошлого, уже не существующего образа русского офицера — офицера с большой буквы. Такие сейчас живут только в произведениях Толстого и Чехова. Или я ошибаюсь? Может быть, и в наши дни образованность, умение связывать слова на родном языке, ну и такие мелочи, как честь и порядочность, являются отличительной чертой наших военных?
В общем, их сыновья Сергей и Денис оказались мальчиками умными, начитанными и талантливыми. И если Денис свой талант использовал правильно — пошел по финансовой части, то Сергей поступил вполне банально — подался в артисты. И вот там-то я его и поймал.
Теперь коротенько вехи нашей совместной творческой жизни. Два с половиной года мы проучились на одном курсе Щукинского училища. Потом меня выгнали, а Сергей окончил институт и попал в Театр Райкина. Спустя два года там же оказался и я. Мы проработали вместе лет восемь, сыграв за это время сотни спектаклей в театре и тысячи концертов на эстраде. Потом мы ушли из «Сатирикона». Урсуляк поступил на Высшие режиссерские курсы, а я увлекся кинопродюсированием. Как-то Сережа спросил меня:
— Про что бы снять курсовой десятиминутный фильм?
— Сними про наши флаги, — предложил я.
— Ну нет, — сказал он, и разговор на этом закончился.
Прошел месяц. Мне звонит Урсуляк и говорит:
— А ведь я буду снимать про твои флаги… И не курсовую, а полнометражный фильм.
М. Ширвиндт, С. Урсуляк
И все закрутилось. Мой товарищ, начинающий продюсер Олег Капанец, решился вложить в не менее начинающего режиссера деньги, а начинающий драматург Гена Островский придумал сценарий, великий Микаэл Таривердиев написал музыку — и фильм получился и завоевал кучу призов на всевозможных фестивалях.
Потом я попродюсировал Сережин фильм «Летние люди» и отполз из кино в телевидение. Там я запустил программу «Дог-шоу «Я и моя собака» и через некоторое время пригласил поработать режиссером на этой программе простаивающего в межфильмье Урсуляка. Впоследствии мы сделали еще несколько телепроектов, а тем временем появлялись прекрасные жены, рождались талантливые дети, и даже наши лабрадоры Чук и Чос были родными братьями.
Сейчас, после «Ликвидации», «Жизни и Судьбы», «Тихого Дона», Сережа настолько знаменит и настолько лауреат Государственной премии, что к нему и на кривой козе не подъедешь. Поэтому приходится подъезжать на самолете, чтобы отдохнуть совместно в Черногории, или из года в год переться на такси к ним с Ликой на Новослободскую — отмечать Новый год.
