Трудно было решиться на этот шаг, мне казалось, что всё должны делать специалисты. Начали мы с рассказов по картинкам. Я открыла букварь и попыталась объяснить Илье, что изображено на рисунке. Оказывается, составить рассказ не так-то просто. Вышло у меня плохо, я и двух слов связать не могла, хотя в школе училась очень хорошо. Но постепенно, шаг за шагом, у меня стало что-то получаться. Рассказы становились всё интереснее, мне самой стало нравиться то, чем мы занимаемся. Ребёнок убегал, внимание было рассеянное, но я продолжала занятия изо дня в день, читала сказки перед сном или пела песенки.
Когда Илья был совсем маленьким, я прочитала какую-то книжку о раннем обучении азбуке. На стене мы закрепили булавками буквы. Я брала Илью на руки, называла ему буквы, а потом просила показать. Причём, делать я начала это, когда ему не исполнилось и года. Мы вместе читали книжки, хотя Илья не сидел на месте. Сюжет приходилось упрощать. Я брала его руку и ею показывала на картинках персонажи книг, рассказывала, что происходит. Сил у меня и у него хватало минут на пять-десять. Но таких подходов было несколько за день.
Кроме этого, мы с воспитателями заметили, как благотворно воздействует на ребёнка музыка. В детсаду постоянно звучал старенький проигрыватель. Я тоже купила кассеты с детскими песнями, и мы их прослушивали. Илья садился ко мне на колени, обнимал меня руками и ногами, как маленькая обезьянка, и слушал музыку, раскачиваясь в такт. Это его очень успокаивало.
Шёл 1999 год. Компьютеры были редкостью. Я через знакомых первый раз нашла информацию о секретине в Интернете, что он якобы помогает при аутизме. Мы с Леной стали искать этот препарат, звонили даже в Израиль. Пытались связаться с родителями из Москвы и Ленинграда в надежде на то, что туда цивилизация доходит быстрее. Ничего не вышло. В областной библиотеке тоже установили компьютеры, и мы пошли туда. Но днём практически невозможно было работать из-за низкой скорости Интернета. Мы нашли другой выход. Стали ходить по ночам в компьютерный салон. Помню, сидим там, в табачном дыму, среди подростков, недоумевающих, что этим тётям здесь нужно. Но, несмотря на все сложности, низкую скорость интернета, кое-какую информацию мы получили. На русском языке сведений было очень мало. Если бы мы знали иностранные языки, разумеется, узнали бы больше. Но эта мысль нам в голову даже не приходила.
Поползли слухи, что в группе оставят только детей с ДЦП. Мы с Леной перевели детей осенью 2000 года в специализированный детсад для детей с задержкой психоречевого развития и опять оказались в одной группе.
Я стала замечать, что дефектолог по пятницам даёт всем родителям, кроме нас, тетрадки с заданиями. Когда я поинтересовалась, а где же наши задания, то услышала в ответ: «Ваш ребёнок не готов к занятиям». Странно, со мной он может заниматься, а с ними нет? Ведь во всех книгах написано, что коррекционная работа должна начинаться в раннем возрасте. Если ждать, когда ребёнок будет «готов», то можно упустить время. Я принесла в детсад материалы по аутизму и отдала воспитателям, чтобы они прочли. Одна из воспитательниц заявила: «Мне это не нужно, пусть дефектолог читает!» Нужно заметить, что дефектолог добросовестно изучала всё, что я ей приносила. Но мне хотелось получать от неё хоть какую-то квалифицированную помощь. А этого не было. Да и чем она могла мне помочь, если в институте ей не давали этих знаний? Логопед тоже не брала Илью на занятия. Ответ у них был один: «Группа переполнена. Мы берём заниматься детей, которые могут заниматься». На Илье все дружно поставили крест. Его часто не брали на прогулку вместе с детьми, не водили на групповые музыкальные и спортивные занятия. Я стала выражать недовольство, а директор детсада заявила, что их учреждение не обязано заниматься аутистами, так как предназначено для детей с ЗПРР.
Несколько раз нас пытались убрать через медико-педагогическую комиссию. Первый раз дефектолог отдала характеристику Ильи мне на руки. Там не было ни слова правды, и я заставила её написать заново. Потому что у меня уже был печальный опыт с таким документом. Но в следующий раз она не повторила своей ошибки и передала характеристику в комиссию напрямую. Там опять были исключительно негативные отзывы.
Я хочу предупредить родителей, чтобы они шли на комиссию подготовленными. С собой нужно брать рисунки ребёнка, поделки. Вы должны быть морально готовы к тому, что можете встретиться с несправедливым отношением к себе. Ведь люди из системы образования стремятся облегчить свою жизнь. Они знают, что на место выбывшего ребёнка придёт другой, без работы они не останутся. А как выжить неугодного? Выход один – объявить его необучаемым, неуправляемым. Таких историй я знаю массу. С аутичным ребёнком расправиться очень легко. В незнакомом месте он может повести себя неадекватно, отказаться отвечать на вопросы. И задача родителей – постепенно приучать ребёнка отвечать на типичные вопросы, которые задают при тестировании интеллекта.
От своих знакомых я слышала о вопросах психологов при поступлении в школу. На некоторые из них трудно ответить даже взрослому, не говоря уже о шестилетнем ребёнке. Помню, когда мой старший сын сдавал такой экзамен, я взяла книгу для педагогов и стала целенаправленно его натаскивать. И это нам очень помогло. Оказывается, если вас попросят нарисовать человека, то нужно это сделать очень тщательно: изобразить глаза, нос, уши, пальцы, детали одежды. Это будет показателем вашего высокого интеллекта. А если вы нарисуете «палка, палка, огуречик – вот и вышел человечек», то вы отстаёте в развитии. К слову сказать, я бы нарисовала именно так.
Димка нарисовал даже пуговицы на пиджаке, чем очень порадовал психолога. Но в начальных классах приходилось делать с ним уроки, внимание было рассеянное. Мы занимались даже летом. Всё это было на глазах у Ильи. Я думаю, что какие-то знания он получил и от наших занятий с Димой. Старший сын долго не мог понять, как буквы складываются в слова. От подруги я узнала о методе послогового чтения и пригласила для занятий молодую девушку, воспитательницу из детсада. Она обучила Диму за два занятия! Позже я применила эту же методику Зайцева, когда учила Илью. (Когда я стала это записывать позже, Илья подбежал и рассказал мне, что научился читать вместе с Димой. – Прим. авт.)
Ещё я взяла у логопеда альбом со стишками на звукоподражание, откопировала листы, а стихи записала на кассету и крутила Илье. Кстати, это вызвало у него живейший интерес, ведь мамин голос звучал из магнитофона. Но никаких звуков добиться так и не удалось. Сын молчал, как рыба.
Вечерами мы читали азбуку в стихах, стихи Барто и Чуковского. Допустим, такие строки:
Аист вёз из магазина
На большой тележке груз:
Ананасы, апельсины,
Абрикосы и арбуз.
После этого я брала руку Ильи в свою и начинала спрашивать: «Где буква «А»? Покажи! Где ананас? Вот ананас. Где тележка? Вот тележка. Это аист, птица. Он катит тележку» Далее следовал подробный рассказ, где живёт аист, чем он питается и т. п., как фантазия разыграется. Я водила Илюшкиной рукой по рисунку. Каково же было моё удивление, когда на очередную просьбу что-то показать, Илья тоже взял мою руку в свою и стал пользоваться ею, как указкой. Вот на этом этапе я совершила, как мне кажется, большую ошибку. Необходимо было настоять на самостоятельных действиях. А я так обрадовалась, что махнула на это рукой. Нельзя сказать, что я не пыталась это сделать. Мы садились всей семьёй у книжки. Я просила папу и Диму, чтобы они показали буквы. А потом велела делать это Илье. Но он по-прежнему хватал мою руку и не хотел действовать иначе. Самостоятельные действия вызывали какой-то непонятный мне страх. Ребёнок начинал плакать, щипался. И я смирилась. Пусть хоть так показывает, чем никак.
