В июне 2001 года мы отправились в Москву. По своей наивности мы решили, что нас примут без предварительной записи в Центре психического здоровья. Оказалось, что там запись на полгода вперёд. Пришлось нам пойти на платный приём в Морозовскую больницу. Меня поразило в регистратуре, что одна медсестра у другой спросила: «А кто у нас работает с аутистами?» То есть был для этого специально обученный врач, не то что у нас в поликлинике, где утверждали, что никакого аутизма не существует, есть шизофрения и умственная отсталость различной степени тяжести. Диагноз «ранний детский аутизм» в Морозовской больнице нам подтвердили.
Генетики, как мы и ожидали, полностью отмели наследственные заболевания. Взяли у меня и Ильи анализы на синдром ломкой Х-хромосомы. Результаты тоже были отрицательные.
Нас приняли в институте коррекционной педагогики. Сначала ребёнку дали деревянные пазлы, куда нужно было поставить картинку. Илья растерялся, он никогда раньше этого не делал, но потом понял задание. Посоветовали привлекать внимание ребёнка механическими игрушками, юлой, машинками, музыкальными инструментами, даже обычным автоматическим зонтиком. В момент концентрации на предмете необходимо было дать какую-то информацию. Поговорив там со специалистами, я ещё раз убедилась, что всё делаю правильно. Нам дали адрес магазина с развивающими играми, мы туда сходили и накупили пособий.
Кроме этого, мы попытались попасть в Центр лечебной педагогики. Время, которое они для нас выбрали, совпадало с консультацией в институте. Я до сих пор жалею, что мне не удалось туда попасть. Но даже по тому, как доброжелательно нас принимала секретарь, можно было судить об отношении к детям в этом центре.
В Москве Илья поднимал нас рано утром, из-за разницы во времени, и тащил гулять. Мы с удовольствием бродили по городу, экскурсоводом нашим была моя однокурсница. Были в Коломенском и Царицыно, ходили в зоопарк. Илья очень полюбил ездить в метро. Особенно ему нравились эскалаторы. Но были и неприятные моменты. Однажды мы зашли на станцию, где-то на окраине, стены там были оклеены кафельной плиткой, как в медицинской лаборатории. А у Ильи уже выработался стереотип. Если его приводят в такое помещение, значит, будут брать кровь на анализ или ставить укол. Он начал истошно орать. Прибытие поезда задерживалось, и мы пережили несколько неприятных минут. Такая реакция на кафель сохранялась у нас несколько лет. Он начинал кричать от вида мраморных ступеней в любом учреждении.
Домой мы приехали отдохнувшие и воодушевлённые. Сестра спросила у меня: «Что случилось? Вы привезли другого ребёнка! Чем вас там лечили?» Нас не лечили, просто сказалось обилие новых впечатлений. Илья стал немного спокойнее. Но постоянно требовал к себе внимания, просился на улицу.
В Москве я купила несколько книг по нашей болезни. Пошла в библиотеку, взяла литературу по подготовке к школе, составила план, расписание занятий. Для себя я решила следующее: никаких коррекционных программ, будем изучать то, что должны знать дети его возраста. Если сегодня он что-то не делает, придёт время, и он это обязательно сделает. Мы приходили из детсада в полдень, отдыхали и садились за уроки. Некоторые виды деятельности в то время пришлось исключить. Например, рисование красками. Илья их ел и пил грязную воду из-под красок. То же самое было с пластилином и карандашами. Остались только фломастеры и ручки. Делать аппликации в то время мы тоже не могли. Ребёнок ел все несъедобные предметы, пил клей, уследить за ним не было никакой возможности.
Во всех книгах об аутизме рекомендуют работу с карточками. Так вот, это для нас тогда это тоже было под запретом. Как только Илья видел предметы одинаковой формы, он тут же начинал строить из них башни. Даёшь ему кубики, чтобы он составил из них картинку, а он начинает выкладывать их вертикально. И плачет, когда пытаешься ему объяснить, что этого делать не нужно. Он даже пластмассовые фигурки животных начинал громоздить друг на друга. А о мозаике я вообще молчу! Из всех игр он признавал только конструктор. С нечеловеческой быстротой он сооружал свои башни, потом их рушил и складывал в другом порядке. Всё это продолжалось часами и никогда ему не надоедало. Однажды я услышала раздражённый плач ребёнка. Оказывается, он строил башню, раскладывая кубики по порядку: красный, жёлтый, зелёный. В этот момент ему не хватило красных кубиков. Что тут началось!
Я садилась рядом с ним, пыталась помогать ему, как-то комментировать его действия: называла цвета кубиков, строила домик или гараж для машинки. Но это вызывало такой протест, что проще было уйти и не мешать ему. Тем не менее, я пыталась направить его деятельность в более продуктивное русло. Вторым нашим любимым занятием были качели. Ни одной детской площадки мы не пропускали, где бы ни шли. В спальне муж установил под потолком трубу, а на неё прицепил верёвочные качели. Но после того как ребёнок стал раскачиваться до потолка, а потом спрыгивать, мы решили их убрать.
Лена дала мне ксерокопию книги о глобальном чтении и огромный пакет карточек. Сделаны они были из рулона ненужных обоев. Сначала рулон разрезали на части по 25 см, потом перегнули пополам и склеили клейстером. В готовом виде получилась карточка размером 50 на 12,5 см. На ней были написаны гуашью слова. Я боялась, что Илья опять начнёт строить башни, но карточки были большие и неудобные для этих целей. Сначала я расклеила маленькие надписи по всему дому с помощью скотча. Предположим, вешаю карточку на дверь. Потом подвожу Илью и показываю его рукой: «Посмотри, это дверь. А вот как выглядит слово». Когда кормила сына, подсовывала карточки с названием блюда.
Нас очень выручала «Русская речь в картинках». Это учебник русского языка для нерусских школ из двух книг. Старое доперестроечное издание, но там иллюстрации на все случаи жизни. Есть разделы по основным темам: овощи, фрукты, животные, школа, магазин, профессии и др. Я читала, что аутичным детям нужно давать знания, как иностранцам. Так вот, этот учебник идеально подходит для этих целей.
Позже я сшила из полиэтиленовой плёнки кармашки для слов и закрепила их над кроватью ребёнка. Несколько раз за день мы подходили и называли слова. Илья стал их узнавать и показывать моей рукой. Однажды ко мне пришла сестра Инна и предложила поехать к ней в гости. Илья быстро побежал в спальню, притащил карточку «автобус» и стал одевать штаны. Мы поняли, что метод сработал.
Параллельно с глобальным чтением по Доману я применяла и методику Зайцева, но её тоже пришлось изменить под ребёнка. Дело в том, что при этом методе применяются кубики из картона. На сторонах кубиков пишутся слоги. Например, внутри кубика со сторонами Б, БА, БО, БУ, БЫ, БЭ звенят металлические пробки от бутылки, так как звук «Б» звонкий. А внутри кубика П, ПА, ПО, ПУ, ПЫ, ПЭ лежали кусочки дерева, которые глухо звучат, т. к. звук «П» глухой.
Ребёнку было интересно докопаться, что же там внутри, и от кубиков остались бы рожки да ножки. Пришлось делать карточки. Мы взяли лист бумаги формата А4, разрезали его вертикально пополам. Карточки выглядели так (Рис. 1).
Нужно сделать карточки со всеми согласными буквами и 2 с гласными буквами. Потом ставите согласные буквы вместе с гласными и припеваете на мотив гаммы (до, ре, ми, фа, соль и наоборот). Например, слоги с буквой «П»: ПА-ПО-ПУ-ПЫ-ПЭ, ПЭ-ПЫ-ПУ-ПО-ПА. Подставляем другой набор гласных, где буква звучит мягко «ПЬ»: ПЯ-ПЁ-ПЮ-ПИ-ПЕ, ПЕ-ПИ-ПЮ-ПЁ-ПЯ. Ещё необходимо учесть, что некоторых слогов в русском языке не существует, например слогов «ЖЫ-ШЫ» или «ЧЮ-ЩЮ», и для шипящих букв сделать отдельные карточки. Подробнее об этом методе можно прочесть в книгах самого Зайцева. Кому-то его метод обучения покажется сложным. Но это только на первый взгляд. Я увидела на собственном примере, что он работает успешно. Благодаря этой методике ребёнок очень легко усваивает правописание, быстро начинает выделять звонкие, глухие, мягкие и твердые согласные. Кстати, там же есть и обучение детей математике. Всё это сейчас легко найти в интернете, но в наше время приходилось изворачиваться и пользоваться подручными средствами.
