Геринг был рассержен. "Фюреру известно, что вы летаете, — начал он. Он попросил меня предупредить вас раз и навсегда прекратить участие в боевых вылетах. Не вынуждайте его принимать дисциплинарные меры за неподчинение приказу. Более того, фюрер не понимает, как может так себя вести человек, за проявленную храбрость награжденный самой высокой немецкой наградой. Мои комментарии здесь излишни!"
Две недели спустя, 8 февраля, Рудель вновь совершил очередной боевой вылет, и вечером его навестил Альберт Шпеер, самый способный и умный министр, возглавлявший министерство вооружений и военного производства. "Фюрер планирует нанести удар по заводам, производящим вооружения на Урале, — начал Шпеер. — Он собирается прервать военное производство, особенно танков, на год". Операцию предстояло разработать Руделю. "Но сами вы не полетите. Фюрер подчеркнул это особенно".
Рудель запротестовал. Есть люди более способные для разработки операции, а его учили летать на бомбардировщиках. На эти и другие возражения Шпеер только ответил: "Этого хочет фюрер". Сказав, что чуть позже пошлет детали уральского проекта, он попрощался, признаваясь Руделю, что крупные разрушения промышленности Германии вселяют пессимизм относительно будущего страны, и он надеется, что Запад разберется в сложившейся ситуации и не позволит Европе пасть перед русскими. Затем он вздохнул и добавил: "Я убежден, что фюрер именно тот человек, который решит эту проблему".
Перед совещанием 9 февраля, а фюрер проводил их ежедневно, генерал Гейнц Гудериан, начальник штаба сухопутных сил и главнокомандующий Восточным фронтом, с расстроенным чувством изучал сводки.
Еще по дороге на совещание от Цоссена до Берлина Гудериан сидел в машине во взволнованном состоянии и непрестанно курил. Следует что-то делать, говорил он себе. Далеко на севере двенадцать дивизий группы армий «Курляндия», отрезанные на побережье Латвии, не принимали участия в сражениях, поскольку Гитлер не захотел эвакуировать их по морю. В районе Кенигсберга в 180 км южнее группа армий «Север» также оказалась окружена. Все необходимое доставлялось им по воздуху и морю, но по сути они не могли внести вклад в битву за Германию. Оставалась еще группа армий «Висла», существовавшая больше на бумаге и не способная ничего сделать, чтобы остановить продвижение Жукова на Берлин. Несмотря на прямую угрозу столице, Гитлер начал большое контрнаступление далеко на юге, в Венгрии. Понимая всю бессмысленность этой затеи, Гудериан подумал, что следует побыстрее уладить ссору с Гитлером.
Как обычно, охрана СС с придирчивой тщательностью проверила плотно облегающую форму, прежде чем впустить фельдмаршала в кабинет Гитлера. Как только началось совещание, Гудериан сразу же попросил Гитлера отложить большое наступление в Венгрии и вместо этого перейти в контрнаступление против сил Жукова, направленных на Берлин. Жуков уже начинал испытывать недостатки со снабжением, поэтому одновременное наступление с обоих флангов могло разбить его передовые части надвое.
Гитлер терпеливо слушал, пока Гудериан не дошел до создания условий, благодаря которым можно было осуществить такое контрнаступление: дивизии в Курляндии, а также находящиеся на Балканах, в Италии и Норвегии, следовало немедленно перебросить в Германию. На это последовал резкий отказ, но Гудериан продолжил приводить свои доводы. "Вы должны поверить мне, когда я говорю, что не упрямство заставляет меня говорить о переброске войск из Курляндии. Я не вижу других способов создания резервов, а без них мы не можем надеяться защитить столицу. Уверяю вас, что я действую исключительно в интересах Германии".
Гитлер встал. Вся левая сторона его тела тряслась. Его голос сорвался на крик: "Как вы осмелились разговаривать со мной в таком тоне? Вы что, считаете, что я не воюю за Германию? Вся моя жизнь была одной большой борьбой за нее!". К Гудериану подошел Геринг и взяв его за руку, вышел с ним в другую комнату, где они пили кофе и Гудериан пытался прийти в себя. Они вернулись в зал совещаний, и Гудериан снова повторил, что необходимо эвакуировать войска из Курляндии. Вышедший из себя Гитлер вскочил и шаркающим шагом подошел к Гудериану, который также резко встал с кресла. Они стояли друг напротив друга, обмениваясь испепеляющими взглядами. Даже когда Гитлер стал помахивать кулаком, Гудериан не пошевелился. Наконец генерал Вольфганг Тома, один из офицеров штаба Гудериана, потянул его за полу кителя и посадил на место.
К этому моменту Гитлер уже полностью себя контролировал и, к удивлению многих, согласился с Гудерианом начать контрнаступление на центральном направлении. Конечно, добавил он, это контрнаступление нельзя проводить широкомасштабно, как того хотел генерал, поскольку невозможно вывести войска из Курляндии, поэтому фюрер предложил следующее: ограниченное наступление с севера силами тех войск, которые Гиммлер уже использовал для защиты Померании.
Гудериан начал возражать, но решил, что лучше осуществить небольшое наступление, чем вообще никакого. По меньшей мере это поможет сохранить Померанию и открыть дорогу к Восточной Пруссии.
Ничего не зная об этих планах, Жуков продолжал углубляться в Германию. Его войска уже захватили плацдарм на западном берегу Одера между Кюстрином и Франкфуртом, теперь командование Красной Армии собиралось использовать его для удара по Берлину.
Утром 9 февраля в Штабе люфтваффе сообщили Руделю, что русские танки уже форсировали реку. Верховное главнокомандование не имело возможности перебросить тяжелую артиллерию, чтобы перекрыть им дорогу на Берлин, поэтому там решили нанести по противнику массированный удар с воздуха. Через несколько минут Рудель уже был в воздухе вместе с летчиками, которых удалось собрать. Одной эскадрилье он приказал атаковать понтонную переправу неподалеку от Франкфурта, а сам направился в район Кюстринского плацдарма.
На снегу он увидел следы от гусениц. Были ли это следы танков или тракторов, перевозящих зенитные установки? Он опустился еще ниже, пробиваясь сквозь огонь зениток к деревне Лебус, где обнаружил десяток или более замаскированных танков. Затем его самолет получил попадание в крылья, и Рудель попытался быстрее набрать высоту. Внизу были видны зенитные батареи, и он понял, что будет самоубийством заходить на танки на открытой местности, где нельзя укрыться при подходе на цель за высокими деревьями. В любой другой ситуации Рудель выбрал бы другую цель, но в тот момент под угрозой был Берлин, поэтому он передал по рации, что он и его стрелок капитан Эрнст Гадерман собираются атаковать танки в одиночку. Другим самолетам он отдал приказ подавить огонь зенитных батарей.
Рудель заметил несколько танков Т-34, выходящих из леса. "На этот раз придется положиться на удачу", — сказал он себе и стал снижаться, сразу оказавшись в шквале зенитного огня. На высоте 160 метров он взял немного вверх и стал делать заход на один из неуклюже двигающихся танков. Ему не хотелось атаковать его под тупым углом, поскольку можно было промахнуться. Он выстрелил из двух пушек, и танк загорелся. Сразу же в прицел попал еще один танк. Он выстрелил ему в заднюю часть, и над танком взметнулся черный гриб дыма. Еще через две минуты Рудель поджег еще два танка, после чего полетел на базу за боеприпасами. Затем он совершил второй вылет, подбил еще несколько танков и вернулся домой с разорванным фюзеляжем и крыльями. Самолет пришлось сменить.
